Возникновение Таллина
Время возникновения, характер и международное значение древнего Таллина до датского завоевания Северной Эстонии в 1219 г. вот уже на протяжении почти полуторастолетий волнуют эстонских историков. К сегодняшнему дню по этому вопросу накопилась уже достаточно обширная литература, в которой нет недостатка предположениям, гипотезам и концепциям. Не углубляясь в историографию этой проблемы, остановимся лишь на нескольких основных этапах в формировании представлений о городе на берегу Финского залива.
Первый вклад в ее формирование внес финский лингвист Ойво Иохани Таллгрен-Туулио, который в 1930 г. в приложении к книге своего брата известного археолога Аарне Талгреена высказал гипотезу, что на составленной к 1154 г. арабским географом Инриси, по заказу сицилианского короля Рогера II, карте под местностью Астланда следует понимать Эстонию, а в пояснительном к ней тексте упоминаются река Пярну, города Колуван и Ханила, а кроме того, городище Паламузе, острова Хийумаа и Найс-саар1. Почти сразу же это предположение, особенно в части Колувани-Таллина, становится, по крайней мере в Эстонии, общепризнанным и в качестве неоспоримой истины попадает на страницы научной литературы.
Можно сказать, что появление в истории Таллина 1154 г. разделило историков на два противоборствующих лагеря.
Представители одной концепции видели в додатском Таллине лишь расположенное на возвышенности Тоомпеа сезонное городище, связанные с гаванью скандинавскую и русскую купеческие фактории и торжище, располагавшееся, по их мнению, где-то на месте Старого рынка. Наиболее полно эту точку зрения высказал Паул Иохансен в своей, вышедшей в 1951 г., монографии «Nordische Mission»2. В дальнейшем в 1973 и 2000 гг. эту точку зрения поддержали соответственно Хайнц фон Мю-лен3 и Христиан Любке4.
По другой концепции город Таллин, еще до прихода сюда датчан, являлся развитым ремесленным и торговым центром, узлом сухопутных и морских дорог, возникшим в результате общественно-экономического развития местных древнеэстонских племен. Для обоснования ее в Таллине в 1952 г. на Тоомпеа, а в 1953 г. на Ратушной площади были предприняты первые в Эстонии городские раскопки, на основании которых руководители исследований Сузанна Тараканова и Освальд Саадре пришли к следующим выводам5:
1. Поселение на Вышгороде возникло, несомненно, в X в. На это, по их мнению, указывают в основном находки местной керамики, имеющие черты примитивной техники и по форме похожие на посуду найденную в слоях IX — X вв. в Пскове и Старой Ладоге.
2. Одновременно с поселением у подножья Вышгорода на теперешней Ратушной площади возникла рыночная площадь, благоустроенная, по-видимому, в XII в. (дренажная система, колодец).
3. Вблизи Ратушной площади не позднее X — XI вв. возникло эстонское ремесленное и торговое поселение городского типа, ставшее в XII в. столь значительным торговым центром, что о нем под названием Колувань упоминает известный арабский географ Идриси на законченной им в 1154 г. карте мира
4. Это поселение имело тесные торговые и культурные связи с русскими землями и с западными соседями, как это убедительно показали обнаруженные на Вышгороде и Ратушной площади материалы. Важно отметить, подчеркивали исследователи, что раскопками не было обнаружено ни материалов скандинавского происхождения, ни следов шведского поселения.
Приняв во внимание политическую ангажированность этих раскопок, а’также совершенное незнание, в отличие от современных исследователей, ни С. Таракановой, ни О.^аадре ранней городской керамики Таллина, которая довольно самобытна и нигде более в Эстонии не встречается, а отдельные экземпляры как по составу теста, так и по степени обработки поверхности легко спутать с лепной, нетрудно понять ту основу, на которой они делали свои выводы.
Однако в то время эти утверждения на протяжении последующих десятилетий становятся основополагающими для эстонских исследователей в интерпретации истории Таллина.
В конце 70-х годов попытку несколько сблизить эти две концепции предпринял историк архитектуры Рейн Цобель. В своей вышедшей в 1980 г. монографии рассматривая возникновение и ранний период развития города он писал, что «заложенное, видимо, в 1-й половине XI в. городище эстов Линданизе располагалось в самой высокой, северной части возвышенности Тоомпеа и выполняло функции обороны, в первую очередь гавани и места торговли, а также окружающих деревень. Из-за трудного подъема, нехватки питьевой воды и неплодородности почвы здесь численность постоянных жителей городища в начале XIII в. была, по всей вероятности, незначительна. На месте Ратушной площади находилось поселение эстонских торговцев и ремесленников, ядром которого была выполнявшая функцию торжища площадь наподобие внутреннего двора эстонских городищ. Вдоль простого оборонительного ограждения со временем, по-видимому, появился ряд жилищ. На Олевимяги, около церкви Оливисте, располагалась фактория скандинавских купцов, а к востоку от нее, на Сулевимяги, поселение («конец») русских купцов. В обоих торговых дворах имелась своя купеческая церковь. Располагавшееся у гавани слабо укрепленное поселение имело регулярную, характерную для виков структуру. Все эти ранние элементы города были связаны между собой одной простой уличной системой»6.
Подобная, с небольшими вариациями, трактовка ранней истории Таллина повторялась и во многих последующих публикациях по истории города. Например, в 1991 г. в книге Дмитрия Брунса «Таллинн»7 и вновь Р. Цобелем, в вышедшей в 2001 г. книге «Таллинн в средневековье»8. Из археологов в общих чертах соглашались с ней Эвальд Тыниссон9 и Вальтер Ланг10. При всех кажущихся различиях этих, построенных на гипотезах умозаключениях или ошибочных датировках археологического материала раскопок 1952 — 1953 гг., концепций все они исходят от одной предпосылки, а именно расположения города в узловом пункте международной торговли на Балтике того времени, чему способствовало, по их мнению, наличие здесь удобной гавани и разветвленной сети сухопутных дорог. Отсюда и попытки найти соответствующее такому международному значению торгово-ремесленное поселение. Споры велись лишь о том, яв-
лялся ли Таллин к 1219 г., к приходу датчан, развитым городом, протогородским поселением или лишь местом сезонной международной торговли.
Первый краеугольный камень из фундамента этих построений выбил в 1994 г. Ивар Леймус, доказавший полную несостоятельность гипотезы Ойво Таллгрена-Туулио и тем самым лишивший древний Таллин его главного свидетеля в лице арабского географа Идриси11.
Усомнился в наличии здесь в древности как купеческих факторий, так и торгово-ремесленного поселения, хорошо знакомый с археологическим материалом Таллина, археолог Яан Тамм12. Анализируя керамический материал из раскопок 1952—1953 гг., он не нашел в нем никаких связей, ни хронологических, ни типологических, с керамикой Пскова и Старой Ладоги X—XI вв., а расчищенные на Ратушной площади объекты — дренажные канавки, сходившиеся к ограждению из свай и веток, а также колодец интерпретировал как систему водопоя для скота и датировал временем не раньше второй половины XIII — первой половины XIV в. В вышедшей в 1995 г. статье он писал: «Разве не произрастают наши попытки представить древнейшее заселение Таллина как можно более древним, развитым, а также известным на прежней национально-романтической почве. Почему же мы вновь и вновь пытаемся схему гавань — протогородское поселение — городище втиснуть в древность, хотя дело здесь (да и вообще во всей Старой Ливонии) идет о типичном средневековом явлении…. Условия же для появления, характерных для города признаков, возникли здесь лишь после 1219 г., когда Таллин вовлекается в экономические и политические связи между Западной Европой и Древней Русью»13.
Вопрос о возникновении Таллина, его характере и наличии характерных для городов признаков может еще долго оставаться лишь на уровне теоретических построений, если наконец-то в полном объеме для его разрешения не будут привлечены и проанализированы все имеющиеся на сегодняшний день археологические материалы.
Археологические раскопки 1952 — 1953 гг. были первыми полевыми исследованиями в Таллине и вскрыли всего 48 м2 на Тоомпеа и 510 м2 в Нижнем городе на Ратушной площади. К сегодняшнему дню, за пятьдесят лет, прошедших со времени их проведения, в старой части города и его средневековых пригородах археологические работы велись на более, чем 140 объектах, общей площадью около 40 000 м2, из них только в Нижнем городе и на Тоомпеа, по данным Таллинского департамента охраны памятников на 106 объектах обследовано, включая и надзорные работы, около 19 250 м2.