По подсчетам историков, в конце XV в. крестьянин отдавал государству и помещику 25—30% произведенного им совокупного продукта. Остальное шло на собственные по­требности и воспроизводство. С середины XVI в. государ­ственные налоги стремительно растут и становятся непо­сильными для разоренных крестьян. По рарчетам Г.В. Абра­мовича, в 1552—1556 гг. крестьяне Бежецкой пятины платили по 64 денги с двора. В середине 1550-х годов в России было осуществлено валовое описание земель, проходившее и в Псковском крае. Под 1556/1557 г. в летописи указано: «По-чаша писцы писати город Псков и пригороды, и земли мерити, и оброкы великы на оброчныя воды и пожни и на мельницы наложиша»9.
Начавшаяся в 1558 г. Ливонская война многократно увеличила повинности тяглого населения Псковской земли. Псков и Великие Луки стали оперативными базами для наступления русских войск в Ливонии и северной Белорус­сии. Помимо обычных тягот, связанных с постоем войск,
население несло и посошную повинность, а именно выстав­ляло ополченцев—«посоху», использовавшуюся как вспомо­гательные войска. Так, осенью 1560 г. в Псковской земле собирали посоху «под наряд» (артиллерию) из расчета 22 человека с сохи; содержание каждого посошного человека обходилось в 3—3,5 рубля в месяц. В 1561—1562 гг. крестьяне Северо-Запада России платили государству уже не менее 83 денег с двора10.
Первоначально тяглые общины были в состоянии соби­рать деньги для найма посошных людей на стороне, однако прогрессировавшее разорение посадских и крестьян приво­дило к тому, что они сами шли в посоху. Поход русских войск в Ливонию в 1577 г. сопровождался масштабными инженер­но-техническими работами, которые легли на плечи местно­го Населения: «Повеле правити посоху под наряд, и мосты моЬтити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и зеленную руду сбирати; и от того налогу и правежу вси людие новгородцы и псковичи обнищаша, и в посоху поидоша сами, а давать стало нечево, и тамо зле скончашася нужно от глада и мраза и от мостов и от наряду. А во Пскове баидаки и лодьи больший посохои тянули под ливонские городы, под Улех и, немного тянув, покинули по лесом, и тут згнили, и людей погубили»11.
После окончания Ливонской войны правительство про­водит описания наиболее разоренных территорий: в 1582— 1583 гг. — Пусторжевского уезда, в 1584—1585 гг. — Великолук­ского; В Пскове и Псковской земле в 1585 г. началось описание под руководством Г. Морозова и И. Дровнина. Содержание писцовых комиссий, выплата так называемого «писедкого корма», также ложилось на местное население. В отписи сборщиков оброчных денег Петровского конца города Пскова от 1 декабря 1585 г. указаны расходы на содержание писцов: «…в писетцкой корм, и в подводы, и в сторожей и казаком в наем, что с веревки на поле ходят, и в дрова и в лучину, и в свечи на пять дворов, и в бумагу и во всякой розход… денег рубль 20 алтын и 3 алтына»12.
Описания 1580-х годов выявили опустошение и упадок крестьянских хозяйств. Крестьяне резко сокращали облагав-
мую запашку, и если в начале XVI в. крестьянский надел нередко достигал целой обжи, то к концу столетия на обже сидели по 2—4 крестьянских семьи. В этих условиях собрать прежние налоги было невозможно: в 1582—1584 гг. государ­ственные повинности с крестьянского двора на Северо-Западе России снизились до 76 денег13. Стремясь уменьшить бегство крестьян, правительство царя Федора в 1584—1585 гг. принимает постановления о сыске ушедших с тяглых мест черных и дворцовых крестьян. В 1594 г. новгородские воево­ды получили указ о пятилетнем сроке подачи челобитных по поводу завладения чужими крестьянами. Но намечавшееся в конце XVI в. восстановление хозяйства свела на нет гражданская война начала XVII в.
Огромное влияние на жизнь порубежной земли всегда оказывала граница. Псково-Печерский монастырь, основан­ный в конце XV века на границе с Ливонским орденом, был обречен на бесконечные приграничные конфликты. Польша, которой в конце XVI века принадлежала Восточная Прибал­тика, была бессильна пресечь беспорядки на границе, тем более что границы как таковой не существовало. Разумеется, пограничные межи имелись, но сама граница была прозрач­на и легко преодолима в обоих направлениях. Надо полагать, что и русские крестьяне «заходили» в Эстонию по торговым или прочим делам, однако гораздо серьезнее были «обиды», которые причиняли поляки и эстонцы Псково-Печерскому монастырю и его крестьянам.
В марте 1599 г. игумен Иоаким отправил канцлеру Великого княжества Литовского Льву Сапеге «обидную гра­моту», в которой предъявлял претензии к польским властям. По словам игумена, 15 марта 1596 года шесть поляков во главе с неким Войцеховским, собрав отряд из 40 человек, напали на монастырскую деревню Райкино «воинским обычаем». Двух крестьян, которые пытались оказать сопротивление грабителям, «убили из самопалов до смерти, а иных ранили». Главной целью грабителей были крестьянские «животы», то есть пожитки: деньги, платье, лошади, коровы и «всякая рухлядь». По подсчетам монахов, поляки ограбили бедных крестьян на 196 рублей, и даже три года спустя не вернули «животы» и не наказали разбойников.
Немногим отличались от своих хозяев и эстонские кре­стьяне. Игумен Иоаким жаловался канцлеру, что некий «чухно Федоско» договорился о покупке у печерского крес­тьянина Сеньки гнедого мерина (мерином в России называ­ли холощеного коня) за 7 рублей. Мерина эстонец взял, да потом еще и перепродал, а деньги Сеньке не отдал. Но самое интересное в этом деле другое — мерин оказался ворован­ным; Сенька купил его у беглых холопов псковских помещи­ков Сумороцких. Помещики предъявили монастырю иск в 20 рублей — штраф за покупку краденой лошади, и монахи понесли непредвиденные убытки. Иоаким слезно просил канцлера дать «управу» на своих крестьян и вернуть либо мерина, либо деньги14.
После окончания Смуты в 1619 г. правительство подтвер­дило свой прежний курс на закрепощение сельского населе­ния и приняло новый указ о пятилетнем сроке сыска беглых крестьян. До середины XVII в. сыск беглых начинался только по челобитной землевладельца, который был обязан также указать место нового жительства беглеца. Возвращение кре­стьянина осуществлялось по суду, и далеко не все помещики решались на длительные и разорительные тяжбы. Однако отважившимся на иск помещикам беглых возвращали даже в том случае, если поместье переходило из рук в руки.
Так, в 1619 г. из поместья И. Карпова Великолукского уезда ушел крестьянин Афонька Есин и обосновался в городе Великие Луки на посаде. После его ухода поместье перешло в руки Семена Дубровского, который и подал челобитную о возвращении крестьянина «на старое его печище». Тяжба длилась несколько лет: крестьянин вначале отпирался от своего «крестьянства», и даже когда помещик представил показания пяти свидетелей, Афонька отвергал их на том основании, что «те дети боярские Семену племя и друзья». 30 сентября 1623 г. великолукский воевода получил указную грамоту из Устюжской четверти, в которой содержалось предписание: «Семена (Дубровского. — В.А.) пожаловати, велеть ему того его крестьянина Офоньку Есина по нашему указу по летам и по судному делу и по распросным речам отдати ему Семену на старое его печище дер. Бобылево во
крестьяне по прежнему». Любопытна ссылка приказных дьяков на указ царя Михаила, видимо, 1619 г.: «а по нашему де указу, тех крестьян, которые избегаючи от них не зажили пять лет, отдают им на старые их печища»15.
Одновременно правительство начало новое валовое опи­сание земель: в 1623 г. — Псковской земли, в 1626 г. — Великолукского уезда, в 1627 г. — Пусторжевского уезда. Главная задача, стоявшая перед писцами, — учет всех налогооблагаемых статей, и прежде всего живущей пашни. Но писцы также обязаны были искать и возвращать на прежнее место жительства черное городское и сельское население. В писцовых наказах 1622—1627 гг. важно подчер­кнуть главное: несмотря на то что большинство писцов описывали все земли, в том числе монастырей и служилых землевладельцев, сыску подлежали только посадские люди и черносошные или дворцовые крестьяне.
Данное положение варьировалось в зависимости от того, существовали ли в данном уезде черносошные или иные «государевы» земли. В Псковской земле в 1620-х годах не осталось черносошных крестьян, но имелись дворцовые волости. Соответственно, изменялись и формулировки на­каза. Наказ писцам посада и уезда Пскова от 22 июля 1623 г. предписывает: «…а вывозити им псковских пригородов по-садцких людей и дворцовых волостей крестьян за государя тех, которые довелись по государеву указу, до 128 году за 10 лет, сыскивая про то накрепко…» Таким образом, согласно писцовому наказу, в Псковской земле сыску и вывозу подле­жали только посадские люди и дворцовые крестьяне, не­смотря на то что описаны были все категории земель16.

Оборудование для резки кирпича станок по резки кирпича.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34

Этой темы так же касаются следующие публикации:

В Псков приехали студенты Чеченского университета

Откуда известно обо всех этих событиях?

В Пскове прошел концерт «Лавандовая ночь»

В Пскове был выбран ученик года 2018