Создание колхозов на Псковщине в 1930 – 1950 годах
С середины 1990-х годов кафедра этнографии и антропологии СПбГУ проводит полевые этнографические исследования в Псковской области. На первом этапе исследований наибольшее внимание уделялось сбору материала по так называемой «традиционной культуре». Изучались традиционный хозяйственный быт, жилище, одежда, календарная и семейная обрядность, социальные институты в их состоянии на конец XIX — начало XX в. Но по мере изменения информационных
возможностей «поля» полевые отряды кафедры все более обращались к изучению трансформаций традиционной культуры, хозяйства, социальных структур на протяжении XX в., социокультурных процессов в деревне колхозного и постколхозного периодов.
В ходе исследования встал, в частности, вопрос о роли традиционных социальных структур в колхозном строительстве: как и в какой степени в ходе формирования колхозного строя разрушались традиционные социальные институты или, наоборот, были задействованы, включены в формирующиеся колхозные хозяйственно-социальные структуры? Как конкретно происходило взаимодействие старых и новых социальных институтов?
В исторической литературе существует ряд наблюдений и соображений относительно роли соседско-территориальных, общинных объединений в колхозном строительстве1. Но почти не уделено внимания значению семейно-родственных, клановых группировок. Однако полевые и архивные данные, материалы периодической печати тех лет свидетельствуют о сохранении и даже актуализации в ходе колхозного строительства роли родственных групп. Зачастую в основе колхозных единиц (звеньев, бригад, а в первые годы колхозного строительства — и колхозов в целом) лежали неформальные объединения родственных семей.
Факты формирования колхозов (коммун и артелей) Псковщины на основе родственных групп отмечались еще до начала массового колхозного строительства. Так, в одном из докладов отдела по работе в деревне Ленинградского обкома ВКП(б) 1928 г. в отношении Псковского округа констатировалось следующее: «Почти совершенно отсутствует рост колхозов за счет примыкающих к их землям единоличных хозяйств. Как правило, пополнение коммун (и артелей) происходит за счет крестьян несоседних деревень, иногда из других сельсоветов и даже районов. Нередки случаи, когда колхозники «выписываются» из другого района или даже уезда. Делается это чаще всего по признакам родства, близкого знакомства с кем-либо из данного состава членов колхоза. Рост существующих колхозов за счет смежного крестьянства составляет самый незначительный процент даже в тех случаях, когда колхоз окружен беднотою или маломощными (чаще всего хуторянами)»2. В 1929 г. заведующий деревенским отделом Ленинградского обкома в своей докладной записке отмечал: «… нередки случаи, когда состав колхозов в большинстве состоит из родственников»3. По сообщению газеты «Псковский набат», в 1929 г. в дер. Павлихино Красно-городского района организовался колхоз (ТОЗ), в который вошли 6 родственных дворов. Цель членов этого колхоза, по замечанию автора газетной заметки, — сохранить свою землю, не допустить вхождения соседних хозяйств4. Аналогичный факт отмечен газетой в дер. Матюшино Середкинского района, где организовался колхоз из шести дворов, члены которых — «все родственники»5.
Необходимо заметить, что усиление родственно-клановых группировок в противовес территориально-общинному принципу объединения отмечалось еще в конце XIX — начале XX в. в России в целом и на Псковщине, в частности.6 Эти тенденции, по-видимому, сохраняли свою силу и в начале колхозного строительства.
Именно значимость родственно-кланового принципа при формировании первых колхозов объясняет частые сетования местных руководящих органов на замкнутость коллективных хозяйств, их «закрытый» характер, «карликовость», нежелание объединяться и расширяться7. В упомянутой выше докладной записке заведующего деревенским отделом обкома приводится один из многочисленных фактов: «Например, коммуна «Быстрая» Порховского района состоит из 7 зажиточных семей, большинство которых родственники. Приняли двух батраков, которые в колхозе батрачат: один — мельник, другой — пастух. Такие колхозы совершенно замыкаются от местного населения, оказывают противодействие мероприятиям по укрупнению и стремятся избавиться от всякого вмешательства регулирующих органов»8. В газете «Псковский набат» за 1 января 1930 г. констатировалось прерблада-ние в округе малых колхозов. Из 227 колхозов 107 имели в своем составе от 5 до 8 дворов. При этом отмечалось, что «сопротивление приему новых членов проявляется именно там, где в колхозе много родственников…».9 Относительно небольшие размеры колхозов сохранялись вплоть до укрупнений 1950-1951 годов. До этого времени средняя артель, по данным И.В. Карасева, включала 31 двор10.
Аналогичные факты имели место на территориях, отошедших от Эстонии и Латвии к Псковской области после освобождения от немецко-фашистских войск (Печорский, Качановский и Пыталовский районы). По наблюдениям И.В. Карасева, здесь в ходе коллективизации конца 1940 — начала 1950-х годов были случаи создания небольших колхозов из 6-10 родственных дворов11.
На следующих этапах колхозного строительства, в период формирования внутри сельскохозяйственных артелей производственных единиц — бригад и звеньев, — семейно-родственная неформальная подоснова проявила себя вновь. В Постановлении Леноблисполкома от 16 февраля 1932 г. «Об организационно-хозяйственном укреплении колхозов» констатировалось, при формировании бригад «допущены извращения производственного принципа, выразившиеся в организации бригад по территориальному признаку, из родственников или по социально-имущественным группам»12.
Обычным явлением была организация работ в колхозе семейными коллективами как наиболее жизнеспособными социально-хозяйственными ячейками. В 1939 г. Ленинградский облисполком в специальном постановлении отменил решение общего собрания колхоза «Торма» Кингисеппского района о создании звеньев, состоящих из членов одной семьи, и рекомендовал установить порядок организации звеньев «на добровольном согласии членов колхоза вне зависимости от семейной связи»13. Аналогичные факты имели место и в районах Псковского округа Ленинградской области. Так, в частности, анализ состава специализированных звеньев колхозов Глубоковского сельсовета Опочецкого района 1940-х годов показал родственно-семейную основу многих из этих производственных единиц14.
Колхозное руководство нередко фактически вводило посемейную организацию колхозных работ с закреплением определенных участков за тем или иным колхозным двором для выполнения на нем всего цикла сельскохозяйственных работ.
Так, в апреле 1949 г. в колхозе «Передовик» Опочецкого района было принято решение: «Приступить немедленно к подкормке озимых, для чего: закрепить за каждым колхозным двором определенный участок для подкормки, по уходу и уборке. Для подкормки использовать навозную жижу, мелкий навоз под навозную
землю и фекалий, как колхозные, так и колхозников».15 Правление колхоза им. Сталина того же района в 1956 г. приняло решение о посемейной организации труда на льноводческих работах «Имеющиеся поля, занятые посевами льна в 1-3 бригаде, разбить на участки по хозяйствам с обязательным их тереблением…»16 Общее собрание колхоза «Путь Ленина» Опочецкого района в 1947 г. приняло решение с целью скорейшего проведения сенокоса выделить каждой семье участок, «внедрить сдельщину и не работать скопом»17.
Надо отметить, что подобные факты получили отрицательную оценку центрального руководства уже в период проведения коллективизации в начале 1930-х годов. В передовице «Правды» от 16 февраля 1932 г. осуждалась практика подворной организации колхозных работ18. Однако подобная практика так и не была изжита, о чем убедительно свидетельствуют, в частности, и псковские материалы. Проведя коллективизацию с целью создания крупного хозяйственного организма, преодоления мелкой крестьянской организации хозяйства, руководство на практике вынуждено было до известной степени вернуться к посемейной организации работ и распределения ответственности уже в рамках колхозной системы. При организации самых ответственных работ колхозное руководство включало потенциал колхозного семейного дворохозяйства, опиралось на эту устойчивую традиционную социальную единицу.
Колхозный двор, семейное хозяйство было той единицей, которая, подвергшись удару коллективизации, сохранила свою социальную, хозяйственную, культурно-бытовую значимость. Остановимся еще на одном весьма показательном аспекте взаимоотношений семейных хозяйств колхозников и новых колхозных структур.