Славянская колонизация
Факт запустения к концу I тыс. н. э. обширных территорий, ранее занятых носителями КДК, не прошел мимо внимания исследователей, занимавшихся конкретными районами. Применительно к Мстинско-Моложскому междуречью об этом писала И.В. Исланова17, для бассейна Плюссы — Н.И. Платонова18, да и предпринятое СВ. Белецким выделение культуры Камно-Рыуге означает не что иное, как признание исчезновения КДК в Южном Причудье.
Справедливости ради, следует заметить, что в минимальных размерах КДК все же доживает до эпохи перехода к обряду ингумации, но число таких случаев невелико. Так, для примера, укажем, что в Юго-Восточной Эстонии на 136 могильников КДК приходится лишь 5 небольших курганных групп с погребениями по обрядуjpynono-ложения19. При этом М. Аун, как уже упоминалось, категорически отрицает ассимиляцию населения КДК со стороны собственно эстонских племен. Сходная картина наблюдается и на восточной окраине распространения данной культуры — в Мстинско-Моложском междуречье, где на 51 могильник КДК приходится 3 древнерусских памятника20. Тезис о возможном массовом перемещении носителей КДК не может быть принят по той причине, что, как уже отмечалось, и в последние века I тыс. н.э. данная общность находилась в состоянии упадка.
Таким образом, даже отстраняясь от обсуждения темы этнической атрибуции КДК, нельзя не признать, что это население не отразило магистрального пути этнокультурного и социального развития Северо-Запада в последней четверти I тыс. н. э., т. е. в эпоху образования Древнерусского государства.
Следует полностью согласиться с выводами С.Л. Кузьмина и Е.Р. Михайловой, что данная общность «не породила поселений или их агломераций, непосредственно перерастающих в древнерусские локальные центры, отождествляемые с погостами, и, очевидно, не составила демографической основы Новгородской земли»21. Эти выводы выглядят в полной мере справедливыми и для Южного Причудья.
Итак, встает вопрос, имеется ли возможность более адекватного описания этнокультурных процессов Южного Причудья, не ставя во гяаву_уща КДК? Безусловно, имеется. Принципиальную роль при этом играет открытый в последние’десятилетия новый пласт памятников третьей четверти I тыс. н. э., то есть в значительной мере синхронный КДК. Эти памятники впервые были выявлены И.В. Ислановой в междуречье Меты и Мологи и обозначены ею как удомльский тип22. Кроме указанной территории они исследовались в верховьях Волги23, а также в заметном количестве были открыты по берегам крупных озер Валдайской возвышенности в пределах Новгородской области24. Эти древности представлены селищами и грунтовыми могильниками с погребениями по обряду кремации. Они располагаются в ландшафтных зонах, не свойственных КДК и, наоборот, характерных для памятников культуры сопок, с которой, как предполагается, связаны генетически. Тождество ландшафтных привязок является существенным аргументом в пользу близости типа хозяйства этих групп населения, для культуры сопок, безусловно, базирующегося на пашенном земледелии.
Для рассматриваемой темы важное значение имеет то обстоятельство, что материалы памятников удомельского типа указывают на их связь с раннеславянскими древностями лесостепной зоны, то есть, в конечном счете, с пражско-корчакской традицией. И.В. Исланова усматривает черты сходства в ряде элементов культуры, в том числе домостроительстве и особенно в составе керамического комплекса. По ее мнению, почти треть керамики селища Юрьевская Горка составляют сосуды, «близкие пражским»25. Речь идет о формах, хорошо известных на Северо-Западе для последней четверти I
тыс. н. э. и определяемых как «керамика стройных пропорций». Это сосуды, у которых высота близка или превышает максимальный диаметр, приходящийся на верхнюю четверть. Тулово усеченно-коническое и равномерно сужается ко дну. Переход плечика в тулово подчеркнут более-менее выраженным перегибом стенок26. Когда в распоряжении исследователей имеются лишь верхние части сосудов, нередко употребляется термин «керамика с S-видным профилем». Нетрудно заметить, что данный стереотип вполне соответствует керамике лесостепной и юга лесной зон, то есть коренного славянского мира. Сходные формы широко представлены на поселениях культуры сопок, причем на ряде памятников южнее озера Ильмень «керамика с S-видным профилем» количественно явно преобладает над реберчатой «ладожского типа»27. Эта керамика присутствует и в комплексах VIII в. на поселении Прость под Новгородом28.
Подобные сосуды широко представлены на псковских городищах. В.В. Седов, описывая керамику Труворова городища, отмечает, что 20% ее сопоставимы с формами пражско-корчакского типа, а основная масса состоит «из профилированных горшко-образных сосудов, имеющих многочисленные аналогии среди древнерусской керамики IX — X вв.»29 СВ. Белецкий отмечает, что 60% керамики этого памятника «составляли сосуды стройных пропорций», которые исходя из своей концепции он выводит из славянских древностей южного побережья Балтики30. По-разному оценивается доля данного типа в слоях VIII — IX вв. городищ Псковского и Камно. По КМ. Плоткину, «горшки с округлым плечиком» составляют на них соответственно 70 и 72%31. В то же время СВ. Белецкий считает, что на этих памятниках господствуют слабопрофилиро-ванные формы рыугского типа, а наличие керамики стройных пропорций незначительно32. Время появления описываемой керамики, соотносимой с пражско-корчакским типом, на Псковском городище — наиболее древнем памятнике округи — относится к третьей четверти I тыс. н.э.33 Из вышесказанного явствует, что, несмотря на разноречивость оценок, заметное количество рассматриваемой керамики на всех городищах Псковской округи бесспорно и очевидно, что на данной территории она имеет весьма длительную историю.
Здесь необходимо подчеркнуть, что апелляция к количественным соотношениям различных по происхождению форм керамики при этнической интерпретации того или иного памятника является недостаточной, поскольку данный элемент культуры весьма устойчив во времени и может отражать не реальную этническую ситуацию, а иметь субстратный характер. Значение отдельных форм должно оцениваться в контексте общего направления культурных процессов, которые, хотя и не совпадают, но, безусловно, соотносятся с этническими. Поэтому относительно городищ Южного Причу-дья: Псковского, Камно и Изборска — более правомерной представляется позиция В.В. Седова и К.М. Плоткина, рассматривающих их, даже при наличии определенных культурных нюансов, как единое целое, чем точка зрения СВ. Белецкого, противопоставляющего Псков и Камно Изборску.
Таким образом, как представляется на нынешнем этапе изучения Северо-Запада, имеются основания говорить о наличии здесь единого пласта керамики, соотносимой с раннеславянским населением. Данный факт косвенно признает и В.В. Седов. Он согласился с И.В. Ислановой о присутствии на памятниках удомльского типа существенного культурного компонента, связанного с пражско-корчакской традицией, однако в отличие от Ислановой предполагает исходную территорию миграции не на юге, а на западе — в Среднем Повисленье34. Из этого следует, что появление керамики стройных пропорций на памятниках удомльского типа и в Южном Причудье может быть объяснено в рамках единого культурно-демографического импульса.
Оценивая вероятность западного или южного варианта миграции, следует отметить, что последняя точка зрения ныне получила серьезное подкрепление благодаря исследованию О.А. Щегловой, посвященному украшениям из оловянисто-свинцовых сплавов. Исследовательница считает, что традиция их изготовления « была заимствована в Подунавье и в VI в. усвоена населением Нижнего Подунавья, Поднестровья и Побужья». Появление на Северо-Западе массового количества этих украшений и форм для их отливки объясняется тем, что «новая традиция была перенесена в новый район достаточно активной миграцией населения. «Все типы и разновидности украшений, представленных здесь, относятся к категориям, распространенным в третьей четверти I тыс. н. э. в южных и центральных районах на раннеславянских памятниках пражской, пеньковской и колочинской культур, а также там, где отчетливо фиксируется импульс культурного влияния, исходивший из этих регионов (Верхняя Волга)». Южное При-чудье в рамках Северо-Запада выступает как район массового распространения данной традиции. Особенно выделяется городище Камно, где формируется мощный центр по изготовлению этих украшений. Здесь представлена обширная серия типов, имеющих непосредственно южные аналогии. Что касается находок литейных формочек на поселениях и могильниках КДК, то О.А. Щеглова отмечает их немногочисленность и попадание на эти памятники «из районов чересполосного расселения»35.