Революционные события в Пскове
Со дня опубликования декрета советское представительство в Варшаве активно проводит агитацию в польской печати за возвращение в Россию. Председатель делегации по делам репатриации Абол-тин ездил по лагерям, встречался с рядовыми белогвардейцами, давал им гарантии от имени советской власти. В полпредство Советской России из разных концов Польши стекались русские люди, годами не видавшие родного дома, убегали из лагерей, бросали работу, с трудом полученную в Беловежье, и, минуя полицейские кордоны и проверки, устремлялись в Варшаву, неделями ночевали на голых нарах в Полонских казармах в ожидании проездных документов.
А бумаг для проезда на родину требовалось немало. Прежде всего репатриант заполнял подробную анкету рядового белой армии, изъявившего желание вернуться в Россию «в силу постановления об амнистии». Потом давал подписку в том, что он обязуется в недельный срок со дня прибытия на место жительства явиться для регистрации в ближайший волостной исполком или участок милиции. Кроме того, репатрианту при пересечении границы надо было обязательно пройти 2-3-недельный карантин, где в свою очередь у него снова брали подписку в том, что он «под страхом ответственности» обязуется встать на учет по прибытии домой. В карантине ему вручали удостоверение, гласившее, что такой-то и такой-то, прибывший из-за границы на основании декрета об амнистии, суду и наказанию не подлежит.
Для тех, чей путь лежал на Псковщину, временным пристанищем был карантин в городе Борисове, в Белоруссии, после которого они могли беспрепятственно ехать по домам.
Однако всех без исключения легально возвратившихся из Польши на родину участников Белого движения ждало горькое разочарование. Петр Сидоров, житель дер. Дубяги Псковского уезда, выходец из многодетной крестьянской семьи, чернорабочий одного из петербургских заводов, затем рядовой армии Булак-Балаховича, был арестован на следующий день после своей регистрации в Логозовском волисполкоме 4 сентября 1922 года. Решением комиссии НКВД по административной высылке Сидоров был заключен в Архангельский концлагерь сроком на 3 года с последующим лишением права проживать в 8 крупнейших городах и приграничных губерниях страны23.
Сразу же по прибытии на регистрацию в Псковское ОГПУ в октябре 1922 года был арестован А.В. Волков, уроженец дер. Череха, по профессии портной. В августе 1919-го он попал под мобилизацию белых, служил санитаром на бронепоезде «Псковитянин», в Польше был назначен в конную батарею портным. Перед тем, как записаться на выезд в Россию, переболел тяжелой формой тифа. Был осужден на 3 года лагерей строгого режима24.
Но тем, кого арестовывали на дому, еще повезло: они хоть успели повидаться с семьей и родственниками. Многих же арестовывали по пути следования домой, ловили на дорогах. Так, А.С. Никонов, уроженец Струг Белых, учился в Высшем начальном училище в Пе-чорах, там же записался в отряд к Булак-Балаховичу, служил вестовым у командира 2-й сотни, после интернирования русских армий в Польше перебывал во многих лагерях и на лесных работах. Летом 1922 года он на последние гроши добрался до Варшавы, встретился с советским представителем Абалтиным, получил разрешение на въезд в Советскую Россию. Был арестован по пути следования домой на станции Чихачево. Решением военного трибунала Петроградского военного округа был осужден на 3 года лагерей со строгой изо-чдяцией25.
Немалое число репатриантов из Польши было перехвачено чекистами на станции Дно, при пересадке на другой поезд, или же пря-
мо на вокзале в Пскове, как, например, Н.А. Елисеев, бывший слесарь Псковского завода Штейна, служивший в автомобильной команде у Булак-Балаховича. Исполнения наказания — заключения в Перто-минский концлагерь под Архангельском сроком на 3 года- он не дождался: в возрасте 23-х лет умер в тюремной больнице26.
Бывших воинов белых армий, которым советская власть, как было сказано в декрете об амнистии, «предоставила возможность своим трудом искупить свои ошибки и помочь восстановлению народного хозяйства», нередко ждало и более суровое наказание. Так, на 6 лет концлагерей был осужден П.А. Васильев, рабочий Ижорского завода, служивший в так называемом Туземном полку армии Булак-Балаховича и лично встречавшийся с Абалтиным в польском лагере Ту-холь27. К 10 годам лагерей строгого режима был приговорен И.И. Никифоров, почти пять лет пробывший в германском плену и потом служивший в 6-м стрелковом полку дивизии графа фон Палена28 .
Будучи арестованным через сутки после своего возвращения из Варшавы домой, в деревню Горки Псковского уезда, был приговорен к высшей мере наказания И.И. Квасов, служивший санитаром в тыловом госпитале Северо-Западной армии, а в Польше в чине унтер-офицера в конной разведке. Однако революционный трибунал, приняв во внимание пролетарское происхождение Квасова и его неграмотность, заменил расстрел 10-ю годами лишения свободы со строгой изоляцией29.
В советском представительстве в Польше беспрепятственно выдали разрешение на въезд в Россию и М.И. Осиповскому, выходцу из зажиточных крестьян Псковского уезда, в чине подпрапорщика служившему в 5 стрелковом полку армии Пермикина. Арестован сотрудниками ГПУ сразу же после его прибытия домой, и по приговору Военного трибунала Петроградского военного округа расстрелян30.
Как правило, пролетарская фемида однажды попавших в ее объятия савинковцев так просто уже не отпускала. В этом смысле характерна судьба И.И. Михайлова, крестьянина из дер. Жуково Островского уезда, служившего в Белой армии вестовым-денщиком. Будучи арестованным органами ГПУ в день своего приезда из Польши в августе 1922 года, он был освобожден из тюрьмы в декабре того же
года по амнистии. В марте 1923 года на основании прежнего обвинения в принадлежности к «контрреволюционной организации» Савинкова его заключают на 2 года в Архангельский концлагерь. В феврале 1927 года, едва выйдя на свободу, он был осужден особым совещанием при Коллегии ОГПУ на 3 года. После освобождения в 1928 году из комизырянского лагеря работал в родном Жуково заготовщиком кожсырья и утиля. В конце 1932 года снова был осужден «тройкой» на 3 года лагерей. Дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Михайлов был реабилитирован Псковской прокуратурой в июне 2000 года31.
Что же в первую очередь инкриминировалось вроде бы прощеным белогвардейцам? Из архивных дел следует, что им ставилось в вину их участие в Народном союзе защиты Родины и Свободы, а также то, что многие из них не заявили об этом советским представителям в Польше. Однако, как выяснялось в ходе следствия, большинство рядовых савинковцев, кроме того, что получали 120 марок в месяц в лагере, никакого участия в деятельности организации не принимали и ни в какие отряды боевиков не записывались. Более того, часто следователи сами записывали в савинковцы даже тех, кто работал в составе рабочих бригад и команд, как это было, например, с тем же А.С. Никоновым из поселка Струги Белые32.
Вместе с тем, каким бы контрреволюционным не был савинков-ский Народный союз, он никоим образом не мог быть исключен из перечня белогвардейских военных организаций, чей рядовой состав подлежал амнистии, поскольку в декрете в числе руководителей Белого движения был назван и Борис Савинков.
Отсюда можно сделать вывод, что чекисты использовали упомянутый декрет об амнистии в качестве приманки для тех, кто добровольно сложил оружие и хотел легально вернуться на родину. И не только из Польши, но и всех перечисленных в декрете стран. Примечательно, что в уголовных делах 1920-30-х годов, в том числе и особо памятного 37-го, вообще не встречается имен арестованных, которые по возвращении из Польши не были бы приписаны к савинковс-кой организации. Таким образом, амнистия, объявленная в честь 4-летней годовщины Октябрьской революции, на деле была откро-
венным обманом для многих тысяч рядовых участников Белого движения, поверивших в нее. Как, впрочем, и амнистия белым офицерам, объявленная советскими властями в 1927 году-тоже в связи с годовщиной Октябрьской революции, но уже десятилетней.
Так замкнулся последний круг Гражданской войны, из которого ее русским изгнанникам выхода уже не было.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. «Свобода слова». 1920. 28 февраля.
2. «Свобода слова». 1920. 25 марта.
3. Гроссен Г.И. (Нео-Сильвестр). Агония Северо-Западной армии (Из тяжелых воспоминаний)//Историк и современник. Т. 5. 1924. Берлин. С. 152-154.
4. «Последние известия». 1920. 4 сентября.
5. Русская военная эмиграция 20-х -40-х годов. Документы н материалы. Т. 1.
Так начиналось изгнание. Книга первая. Исход. — М, 1998. С. 140.
6. Там же. С. 185.
7. Борис Савинков на Лубянке. Документы. — М, 2001. С. 388.
8. Какаурин Н. Гражданская война в России: Война с белополяками.- М.,- СПб, 2002. С. 575, 576.
9. Русская военная эмиграция… Т. 1. Книга вторая. С. 337, 339.
10. Какаурин. Указ. соч. С. 576-584.
11. Русская военная эмиграция…Т. 1. Книга вторая. С. 350-351.
12. Русская военная эмиграция…Т. 1. Книга первая. С. 393.
Зачем нужен сетевой фильтр.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34