Псковские источники по истории коррупции в России
Авторитетный в городе человек, избранный всем посадом староста был публично выпорот, невзирая на его •«почести», принятые тем же князем. И староста спешит с новой «почестью» за то, что его «били на правежи». Однако поступить иначе староста не мог. Без выражения покорности в виде «почести» могли последовать от князя еще большие неприятности и для старосты, и для всего посада: «Кого боятся, того и почитают»13. Этой сентенцией, вместе со многими другими, народное сознание решило еще в XVII в. проблему якобы «добровольных» подношений. В псковской «почестной» книге таковые не обнаруживаются. Все «почести» даются не из великого почтения, а в силу феодального принуждения.
С заменой наместничьей системы управления на воеводско-приказную многие указы, грамоты, наказы запрещали взимание кормов новым администраторам. Формальность этих запретов видна из факта содержания государственного аппарата, как и прежде, на средства населения, т.е. на принципе кормления. Ни для населения, ни для управителей ничего не изменилось, но отсутствие кормленых грамот определили новые правила прежних отношений.
С древнейших времен нравственный императив понятия •«почесть», «почестье» выражался в почитании властителей добровольными угощениями и подарками. К XII в. •«почестье» становится уже не добровольным актом, а обязательным для населения доходом властного лица14. Этический смысл •«почести» принимает к XVII в. весьма условный характер, но называть подношения «почестью», выполняя вынужденные повинности, — это тоже этикетное правило, т.е. обычай, но обычай, соблюдаемый населением совсем не добровольно. Сохраняли его крайне заинтересованные в нем феодальные администраторы и, обладая большими властными полномочиями, заставляли следовать ему население. На деле такая маскировка истинного смысла «почести» никого не обманывала. «То не мудрено, что к воеводе принесено»15 усмехались воеводские и дьяческие кормильцы. В зависимости от ситуации один и тот же доход чиновника они называли и «почестью», и посулом, и поминком, и просто взяткой.
Именно «почесть» оказалась той формой кормления, которая позволила сохранить все доходы кормленщиков после ликвидации наместничьей системы управления и приумножить их. Нравственное содержание этого понятия приобрело в отсутствие документов на кормы чрезвычайное значение, ибо в силу своего морального качества, хотя условного и формального, «почесть» не подлежала запрету. Поэтому «почестью» стали теперь называться и все наместничьи кормы и запрещаемые посулы и поминки, и не существовавшие в наместничьем кормлении новые доходы администраторов.
В народном правосознании не осталась незамеченной лазейка для администраторов в законодательстве. В многочисленных пословицах юридического содержания были образно и точно подмечены социальные ориентиры феодального законотворчества: «Закон как паутина — шмель проскачет, а муха увязнет»; «Кто законы пишет, тот их и ломает».
Социально-правовую сущность доходов от должности выразил четкой и лаконичной формулой стольник А.И. Еропкин, отвечая на обвинения калужского посада в чрезмерных запросах повседневных кормов:« В том волен великий государь».
Таким образом, коррупция в России XVII в. была совершенно легальной стороной административной деятельности, освященной социальной политикой феодального государства, поскольку разрешенные «почести» представляли собой явные или слегка замаскированные взятки.