сохранилось мало, поскольку в псковском склонении опреде­лённо намечается тенденция к распадению данного типа скло­нения: некоторые имена существительные постепенно перехо­дят в продуктивные типы склонения (см. ниже нить>яит м. р., бровь, печь, тень>брова, печа, теня ж. р.) или употребляются во мн. ч. (см. вося, костя, ночя, печя, сетя, частя, щетя и т. д.): вось «ось»: на вбей калёса Гд., в агромнай вбей Остр., но у ваей Оп., вошь: при вбшей Гд. (род. мн.) — вошёй Остр., Палк.; горсть: горсти, но горстей Гд., Н-Рж., гарстями Оп.; бровь и брови: брови Гд., бровей Локн., брова, брову и под.; кость: ат каста Порх., кости греет Печ., но мн. ч.: не тронь май кастя Н-Рж., Остр.; нит(ь) «нити на ставе» только во мн. ч.: нйты Эст., Локн., Сл., нйтоф Вл. и нитбф Оп., Беж. и под., ни­ти Остр.; новь «новый урожай», до нови Стр., Сер., Остр., но до нави Гд., дд нави Сер.; ночь: ночей Оп., Себеж., Н-Рж., в глуп начй Вл., скрось ндчы Вл., но: втарую ндчу Поли. мн. ч.: зимой нача-то тёмный Остр., Палк., па ночам Печ., Поли., ноцям не спала Поли.; печь: спал на пёчи Пуст., Кр., но на пецы Оп., также печа, см. пат пёчей Вл., пёчу бьют с гнилы Локн., затопила печу Гд., Поли., ф пёчу крынки становют Пек., пёча была по новому выстроена Поли., мн. ч.: печа Оп., Пушк. и под.; сеть: с сетью Вл., без сетей Кр., тв. мн. сетмй Печ. и се-
69
тям Печ., мн. ч.; сятя Остр., Кр., тень: и тёня (часто), ф тени Остр, (предл. ед.); часть: частей Пореч., Себеж., из части Холм., частью Палк., мн. ч.: от машыны частя лежат Пушк., какия частя в жарнах Остр.; щеть «щетка»: шшетью Гд., Сл., Сер., Палк., таки шшёти Стр., лён часали шшетям Остр, собират. делали шшетя из свиной кожи Сер., Остр, и под; шерсть: ф шерсти Н-Рж., 12 шарстёй Остр., шерстям наткёт Нев.; ширь «ширина»: род. ед. шири Кр. Характерно сохране­ние накоренного ударения у имен существительных этой груп­пы, особенно в формах ед. ч.: это ещё одно доказательство того, что старое -/-склонение представляет собою непродуктив­ный тип; имена существительные, сохраняющие формы данно­го типа, воспринимаются как архаические. Данное замечание не распространяется на формы мн. ч., как правило, общие с формами имен существительных продуктивных типов скло­нения.
Уже отмечалось, что из имен существительных старого -о-склонения постоянное ударение на флексии, совпадая в этом с литературной нормой, получают в основном существи­тельные с исконным кратким гласным в корне. Наоборот, в словах с постоянным ударением на основе корневой гласный является обычно исконно долгим. Такая закономерность про­слеживается и в других типах склонения. Все это даёт воз­можность предполагать, пока не опираясь на факты древних рукописей, следующее. Очевидно, в период изменения древне-псковского (шире — древнего севернорусского) ударения важ­ную роль играло количество корневого гласного (долгие и, у, ы, а,Ъ, о и краткие о, е). Именно, влияние московского ударе­ния сказалось прежде всего на формах с корневым кратким гласным, тогда как формы с долгим гласным корня дольше сохраняли ударение на корне. Судить об этом можно, во-пер­вых, по установленному только что соотношению типов ударе­ния с корневым гласным слова, и, во-вторых, по тем словам, в которых обобщается ударение на флексии по всей парадигме, т. е. в примерах типа землю, ногу, косу, гору и т. д. (частично это относится, может быть, и к формам мн. ч.). Действительно, обращаясь к примерам сохранения ударения на корне в от­дельных формах слова, мы обнаруживаем, что среди слов, до сих пор способных сохранять накоренное ударение независимо от архаичности говора, примерно 80% составляют слова с дол­гим гласным в корне. Долгота одного из гласных (в формах ед. ч. слово могло иметь практически два, редко три слога) сохраняла ударение   именно на слоге с долгим гласным. Это
наблюдение можно связать с давно отмеченным для северно-великорусских говоров «протяжением конечного слога сло­ва»4, очень обычным, например, в современных архангельских или заонежских говорах. Интонационная растянутость послед­него слога двусложного слова воспринимается здесь как уда­рение, хотя собственно динамическое ударение характеризует предыдущий слог слова: гбрааа, звёздааа. Разумеется, и в данных говорах уже невозможно полностью проследить древ­нейшие типы ударений в их связи с интонационными и количе­ственными отношениями, однако фонетическая природа отме­ченного сохранения ударения на корне прослеживается вполне определённо. Ударение древнесеверное сохранялось на корне, если по своей долготе гласный корня был хотя бы равен пози­ционной долготе конечного слога слова. В противном случае создавались фонетические условия для вторичной оттяжки ударения на флексию. Может быть, некоторые непоследова­тельности в акцентовках древнепсковских рукописей объяс­няются именно незавершённостью процесса обобщения нако-ренного ударения, происходившего в зависимости от количест­ва корневого гласного. Можно было бы говорить о синхрон­ном совпадении двух прямо противоположных тенденций: ещё не завершилось окончательно обобщение неподвижного ударения на корне, как под влиянием московской речи стала распространяться тенденция к ударению на флексии (обоб­щенная в формах мн. ч., где флексии были общими для всех типов склонения). Наряду с грамматической «слабостью» форм с новыми флексиями, это вторая важная причина столь успешного воздействия московских типов ударения на мест­ное ударение.
Подытоживая все сказанное, нужно обратить внимание на постепенное функциональное изменение древнего севернове-ликорусского ударения;
Первоначально основные изменения севернорусского уда­рения были собственно фонетическими; они связаны с количе­ственно-интонационными отношениями гласных в эпоху паде­ния слабых редуцированных. Постепенно образуется свобод­ное неподвижное ударение, отраженное в рукописях XVI в. и частично в современном диалектном материале.
После присоединения к Москве и серии насильственных «выводов» и переселений общие закономерности развития псковских говоров были нарушены; псковские говоры попали
в сферу формировавшегося на основе московских говоров общенационального русского языка. В соответствии с этим намечавшаяся в псковских говорах тенденция к стабилизиро­ванному ударению заменяется общенациональной тенденцией к свободному подвижному ударению, причем новые ударения на флексии прежде всего распространяются в формах дат., твор. и места, мн. и в твор. п. ед. ч. Это объясняется тем, что в XVI в. особенно интенсивно развиваются морфологические процессы, приведшие в конечном счёте к совпадению падеж­ных флексий мн. ч. во всех типах склонения (-ам, -ами, -ах). Таким образом, на втором этапе развития акцентологических типов собственно фонетическое перераспределение типа сло­весного ударения сменяется морфологическим; акцентологиче­ская дифференциация сопровождает морфологические изме­нения в говоре.
Материал современных псковских говоров показывает, что ещё позже морфологическое перераспределение типов сло­весного ударения окончательно растворяется в лексикологи­ческом. Уже в памятниках XV—XVII вв. ряд слов (не исконно диалектных) может иметь только новое ударение: раб, сан, поп, пост, дух, бес и под. В дальнейшем все увеличивается число слов, способных иметь новое ударение; старое ударение сохраняется теперь только либо в специфически диалектной лексике, не затронутой влиянием литературной нормы (ларь, ларя, в ларе…, кряж, кряжа, кряжы…, ср. ещё лодья, вир, бли­ца, крига, краса и под.), в том числе в тех общерусских словах, которые в литературном языке имеют иное значение (гора, горы, горе и т. д. «крутой берег реки»), либо в архаических формах (в полих, но на полях, луги, но луга, душа как зв. фор­ма и т. д.).
Таким образом, на всех этапах изменение акцентологиче­ских типов склонения происходит в соответствии с основным направлением языкового развития говора, связанного с актив­ным воздействием общенациональной нормы. Возникающие акцентологические дублеты используются для различения зна­чений слов, обогащая и оправдывая этот последний («лексико­логический») этап в распределении словесного ударения: плита — плита, коса — коса и под.
На основе заданной тенденции постепенно увеличивается круг слов, обобщающих новое ударение на флексии; появля­ются, например, формы ногу, соху, ноги, сохи вм. литератур­ных ногу, соху, ноги, сдхи (в им. -вин. мн. ч.) по аналогии с нога, ноги, ноге… и т. д. Такое обобщение   ударения на флек-
сии не имеет ничего общего с литературным ударением, но рас­пространяется на определенной территории: по соседству с северо-восточными белорусскими говорами, для которых обыч­но то же изменение. Напротив, старые типы ударения отчасти сохраняются в архаических северных псковских говорах. Рас­падение псковских говоров относительно ударения на две большие группы находит подтверждение в подобном же рас­пределении относительно других языковых особенностей псковских говоров.
В. N. НЕМЧЕНКО
ФОНЕТИЧЕСКИ  ВАРИАНТНЫЕ ДИАЛЕКТИЗМЫ
В ЛЕКСИКЕ РУССКИХ СТАРОЖИЛЬЧЕСКИХ ГОВОРОВ

Интернет магазин reserved www-reserved.ru.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28

Этой темы так же касаются следующие публикации:

Из истории псковских говоров

Псковская жизнь как лингвистический источник

Отражение быта в речи псковских крестьян

Гимн Пскова переведен на английский язык