Поиск по сайту

Псковские говоры 3

Ударение на флексии у односложных имен существитель­ных всегда ассоциируется в ед. ч. на втором слоге, во мн. ч. — на втором или третьем слоге. Вот почему в двусложных сло­вах с легко выделяемым на основе ложной этимологии «пре­фиксом» неожиданно появляется новое ударение на втором корневом слоге: при овин, овина, огднь — огня, олень — оленя, орёл — орлй, орех — ореха, укдс — укоса и т. д. появляются следующие примеры: ф калесе абот Оп. (обод); озеро; рынку
в зёре лавили Печ., на азёре Гд., ср. с вазяра Н-Сок., им. мн. азера Гд., Сер., Кр., азёры Ляд., азёраф Сер., за озером Пуст., азяроф Пушк., Остр., Стр., Оп., Порх., в азерах Н-Рж., Палк., Кр., но усё азярб Нев.; окунь: акунь Себеж., Оп., Пуст., Нев.; акунй Оп., Пуст., Пушк., но вокунь Аш., Сер.; Пушк., окуни Гд., Вл.; угол: угол Палк., Остр., Оп., Кр., Себеж., Гд.,,Эст., Сер., Н-Сок., Нев., Н-Рж. и под., ибо угла, углу, угли; угорь: угорь Гд., Печ., ибо угря, угри, угрёф; улей: улёй Остр., ибо улья, ульи, ульёф; сокол: сакдл Кр.; утро: како утро Остр., Кр. (ср. с утра Кр., Палк., на утре Н-Рж., утрдф Гд. и т. д.); ухо: вазьми за ухо Остр., к уху Пуст., ухом (тв. ед.) Остр., ухбф Сер., с уха на ухо Остр, (но и им. ед. ухо Оп., Остр., Кр., Сер. и под.); те же слова могут иметь другое ударение, но всегда с этим связано изменение фонетического облика слова: ср. возеро, вбсень, вухо, вутро и под.
Сюда же следует отнести полногласные формы с первона­чальным ударением на первом слоге (исконная циркумфлек-совая интонация корня). Уже в памятниках XVI—XVII вв. в таких словах очень часто ударение на втором корневом слоге: город, города, городу и т. д. Ср. в современных пвсковских говорах: верёс, вересу, вересом и под., но и вёрес Гд., Пек., я тибя верёсам напарю Гд. и под., гарот Оп., Себеж. и т. д., городу Вл., Оп., на гардде Гд., Оп., за городом Пуст, и под. (в значении «город» и «огород»).
Все это несколько осложняет общую картину изменения псковского ударения: наряду с грамматическими основаниями свое значение получает характер словообразовательной моде­ли, переосмысленной «внутренним чувством» носителя говора. Хотя это и важно как свидетельство универсальности того из­менения первоначального диалектного ударения, которое ха­рактерно именно для южнопсковских говоров, не всегда мож­но точно определить историческую перспективу такого изме­нения, а тем самым и условия, при которых оно имело место.
Имена существительные ж. и м. р. старого склонения на *-а
Последовательное ударение на корне (с редкими исключе­ниями) зафиксировано в следующих 85 именах существитель­ных: баба, батя, берега, берёза, берёста, блица, буба, буря, вера, воля, вьюга, глыжа, грива, груда, дева, доля, досада, до­рога, дроля, жаба, ежа, изгорода, кара, каша, кожа, колода, корова, крига (с единственным исключением: кригдй Кр.), крыжа, куча, круча, крюка, лава, лапа, липа, лужа, лыва, лыжа, ляда, мера, мерёжа, муха, мята, нива, ноша, онуча, сту­па, пряжа, рана, рига, рода, рожа, роща (но в собират. зна-
чении роща: сюда Ьыли рошша Пушк.), рыба, свобода, сила (но ср. не в силах зделать Остр., Нев., Пуст, при: в силах Печ., Вл., Оп.), слава, сморода, солома, сорока, стая, стража, сту­жа, суша, теня, тина, точа, туча (но в собират. значении: бегут тучья Ляд.), тяга, тятя, харя, хата, хороша, хряпа, чара, чаша, шкура, шляпа, шуба, шума, щука, юба, ягода, язва, шляга, яма; ср. колебание и обобщение нового наконечного ударе­ния, как в литературном языке: нужды Гд., но нужжа такая Оп., в нужё великой Оп., по нужды Гд., тваю нужду Н-Рж.
Группу слов с окситонированной парадигмой определить трудно. Не дифференцируя опять-таки различные по проис­хождению типы таких слов (некоторые сохраняют исконное ударение на корне в ряде форм: вин. ед., им. мн. и т. д.), опре­делённо можем занести в этот список следующие имена суще­ствительные: борода (бороду, бороды в им. мн.), борона (бо­рону, -ы), брови, волна «вода» (волны), воса (вдсу, -ы) голова (голову, -ы), гомза, гроза (грозу, но грозы, грдзоф), гряда (гряды), дежа, доска (доску, доски), душа, жара, желна, же­на (жёны), змея, знуда, игла (иглы), игра (игры), икра, коза (козы), краса, крона, кума, куна, лиса, лоза, луна (луны), межа (мёжы), нога (ноги и ндзи), нора (норы), обжа (дбжы), овца (овцы), пора (в пору), пята, рела, руда «кровь», рука (руку, -и), сестра, скоба (скобы), слега (слёги), слеза (слё­зы), слуга (слуги), соха (сохи), стега (стёги), стена (стены), сторона (сторону, -ы), страда (строды), стрела (стрелы), строка (строки), сыта, трава (траву, травы), треста, тропа (тропы), труба (трубы), труха (трухи), тьма, удра «выдра», узда, уха, хвоя, череда, шлея, щепа.
Мы ещё вернёмся к некоторым из этих слов; приведенные списки указывают на близость акцентологических парадигм известных слов к акцентологическим парадигмам этих слов в литературном языке, а исторически — к акцентологическим парадигмам праславянского языка.
Говоря об остальных примерах, зарегистрированных в картотеке ПОС, следует прежде всего подчеркнуть, что в груп­пе имен существительных старого склонения на -а ударение на корне сохраняется вообще прочнее, чем у существительных склонения на о, ср.: вёкша Печ., Палк., Остр., Кр., Сер., Пушк.,
Примеры показывают, что и здесь ударение на корне сохраняется главным образом в архаических севернопсковских говорах; иногда оно возможно и в других псковских говорах, но только в специфически диалектной лексике, а также в ар­хаических формах, сохраняющихся также как факт лексики. Иногда возникает семантическая дифференциация на почве расхождения в ударении. Чаще всего старые ударения фа­культативны, возможны наряду с ударением, обычным в лите­ратурном языке. Общий вывод, очевидно, должен быть тот же, что и относительно соответствующих  примеров -о-склонения:
древнепсковское ударение на корне почти последовательно сменилось более сложной системой ударений, сближающейся с ударением литературного языка, но полностью до сих пор не совпало с нею, особенно в северных псковских говорах.
Наоборот, в южных псковских говорах намечается (и про­водится шире, чем в старом склонении на -о) обобщение нако­нечного ударения по всей парадигме. Эта тенденция выражает­ся, во-первых, в появлении ударения на флексии в формах мн. (в пеовую очеоеяь в им. -вин. мн.) и в Лопме вин. п. ел. ч. — во
В приведенных примерах любопытно следующее. Не толь­ко в архаических (например гдовских), но и в южиопсковских говорах часто сохраняется ударение на флексии в формах дат. — твор. и предл. пп. мн. ч. (косам, косах), то есть в фор­мах с исконной двусложной флексией — но только для слов с окситонированной основой. Из этого следует два важных соображения. Во-первых, такое ударение приходится признать «исконным» для древнепсковской акцентологической системы (об этом говорят и данные письменных источников); во-вто­рых, факт такого сохранения ударения на известных флексиях явился решающим при последующем изменении древнепсков-ского ударения в сторону сближения его с общерусским (-с литературной нормой): на ранних этапах такого изменения именно ударение -ам, -ами, -ах вызвало новые для говора акцентовки типа лесам, лесами, лесах при старых лесах и под. (акцентологическая дифференциация сопровождала морфоло­гическую инновацию), а позднее, судя по материалу современ­ных псковских говоров, стало важным условием установления новых окситонированных парадигм: наряду с земля, земли, земле, землёю, земле, земель, землям, землям, землях, замы­кая акцентологическую кривую, появляются землю (вин. ед.) и земли (им. -вин. мн.). Это значит, что влияние литературной нормы является чисто внешним, а все изменения в диалектной акцентологической системе происходят на основе собственных
тенденций развития в соответствии с определёнными грамма­тическими и семантическими изменениями в говоре. Весьма показательно, в частности, что вместо прежнего свободного неподвижного ударения на корне постепенно образуется «система наоборот»: свободное неподвижное ударение на флексии. Словесным ударением выделяется теперь флексия, а не корень, и это можно связать с изменениями в грамматиче­ском строе говора. Создаётся впечатление, что наиболее раз­вившиеся псковские говоры сознательно «избегают» подвиж­ного характера ударения в наиболее важных грамматических категориях слов, поскольку такое ударение наименее опреде­лённо грамматически. Сложной системе противопоставлений в литературном языке (баритона: окситона и баритона: подвиж­ное ударение) здесь соответствует только оппозиция барито­на: окситона, грамматически более четкая, чем древнесевер-ная баритона: подвижное ударение в отдельных формах, ср. в современных псковских говорах проведенное по всей парадиг­ме акцентологическое противопоставление губа «нарост на дереве»: губа «губа», коса «волосы»: коса «орудие», мука «страдание»: мука «молотое зерно».
Имен   существительных   ж. р. старого   склонения   на *-i

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28

Этой темы так же касаются следующие публикации:
  • Из истории псковских говоров
  • Псковская жизнь как лингвистический источник
  • Отражение быта в речи псковских крестьян
  • Гимн Пскова переведен на английский язык
  • Интересное