из эстон. saps, лив. saps — «рулевое весло» или «руль» и со­поставляется с фин. sapsa, sapso — «передняя часть кораб­ля»36). Если принять во внимание, что правильное весло на старых речных судах часто ставилось не только на корме, но и на носу, то значение фин. sapsa, sapso — «передняя часть корабля» представляется совершенно закономерным. Однако более вероятным следует считать происхождение русского сопЕц, сапЕц не из финского, а из эстон. saps. Во-первых, зна­чения русского и эстонского терминов абсолютно совпадают: «рулевое весло», «руль». Во-вторых, из эстон. saps легко мо­гла образоваться форма русского сапЕц, сопЕц. В-третьих, по­бережье Чудского озера могло быть и действительно было той зоной, где русское население, общаясь с эстонским, легко мо­гло заимствовать термин сопЕц. В-четвертых, в псковских го­ворах, прилегающих к Чудскому озеру, как мы видели, слово сапЕц, сопЕц означает не только «руль», но и «часть руля, на­ходящаяся в воде», т. е. иначе сказать, перо руля, а также «черпАк или лейка, которой, выливают воду из лодки». И это говорит о том, что термин в этих районах является распрост­раненным с древней поры, а потому и разветвленным в своих значениях37). В-пятых, наличие двух вариантов: и сапЕц, и сопЕц свидетельствует в то же время, что слово является недо­статочно устойчивым, будучи заимствованным в русском язы­ке. При этом любопытно отметить, что вариант сапЕц (с «а») обнаруживается не только в акающих псковских говорах, но и в окающей среде русского населения севера и населения Сибири. Напр., в языке водников Верхотурья встречаются оба варианта; и с «о» (А. Верхот. съезж. избы, карт. № 24, 1677 г.).
и с «а» (Память Верхот. воеводы прикащику.   См. АИ IV, 21, 1645 г.).                                       *
Из псковских говоров, а может быть и непосредственно из эстонского языка термин сопЕц переходит .в язык новгородцев. Немало всегда было общих специальных йодницких терминов в языке псковичей и языке новгородцев: насад, шнека или снека, лоцман (1270 г.) и др. Да это и естественно, так как торговые дороги из Новгорода в Западную Европу пролегали через Псков, по его речным путям. Новгородцы переносят тер­мин" сопЕц, сапЕц на реки севера и побережье Белого моря, от­куда через Холмогоры термин попадает и в Москву, прони­кает и в далекую Астрахань, а позднее и в Азов.
М. Фасмер указывает, что сопЕц известен еще в саамском .языке, где stPpts означает тоже «руль», при этом оно рассмат­ривалось как источник русского сопЕц, но могло быть и рус­ским заимствованием. Не решая окончательно данного вопро­са, мы считаем более вероятным последнее. Новгородцы рано подчинили себе побережье Кольского полуострова. В 1216 г. они собирают уже дань с саамов. Здесь рано начинает разви­ваться торговля с лопарями, снаряжение судов на рыбные промыслы. И хотя саами, жившие по берегам Онежского озе­ра и Кольского полуострова, считаются неплохими водника­ми, но новгородская судоходная культура была гораздо более развитой, что и позволяет считать саамск. suapts заимствова­нием из русского сопЕц, занесенного на север все теми же новгородцами.
Заимствованием из русского следует, по-видимому, счи­тать и коми-зырянское sepets  — «руль»38). Население земель
Коми в XII—XIII вв. тоже было связано с Великим Новгоро­дом. Продвигаясь на восток, новгородцы достигали берегов Печоры; богатые рыбные угодья заставляли их оседать в Пе­чорском крае, размещаться среди иноязычного населения и передавать им свой богатый опыт судостроения и судоходства. Четко обозначившаяся линия миграции термина с запада на восток переходит границу Европы и Азии. Но здесь играют роль уже не столько новгородцы, сколько их потомки — пред­ставители Вологды и Великого Устюга, отважившиеся искать новых земель на востоке
4.
Мы проследили жизнь термина сопЕц, сагтЕц на большом отрезке времени и приходим к следующим основным выводам:
1.  Термин сопЕц, сапЕц следует считать специфически се­верным, известным в бассейне Чудского   и Онежского   озер, Белого моря, а также рек: Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры. Полоса распространения слова удлиняется в сторону Сибири, достигая   Лены и Ангары,   но   не может   считаться сколько-нибудь широкой, так как, по-видимому, не достигает верховьев Волги, где не обнаруживается следов бытования это­го слова. Единичные упоминания   термина   в  Астраханских актах и позднее (кон. XVII в.) на Дону   не изменяют   общей картины, а о распространении термина на реках средней тер­ритории и в бассейне   Черного   моря    нет   никаких   свиде­тельств.
2.  Самым ранним письменным памятником, в языке кото­рого встретился термин, является   Житие Зосимы и Савватия (1503 г.), — в профессиональной живой речи водников он по­явился значительно раньше, — затем это слово вошло в Сло­варь-дневник Ричарда Джемса,    отразилось    в приходо-рас­ходных книгах Онежского крестного монастыря и Холмогор­ского архиерейского дома, а также языке актовых материалов Верхотурья и деловой переписки в Сибири. В языке   москов­ских памятников термин представлен во много раз беднее, чем в язлже документов Петровского времени. И это объясняется между прочим тем, что для языка Москвы   термин сопЕц, са-пЕц был пришлым и чужим, а для языка Петербурга и его се­верной области своим, местным и привычным.
3.  В первой четверти XVIII в. сопЕц, сапЕц пользуется наи­большей широтой распространения,   выступая в языке произ­ведений разного жанра: докладах в Сенате, деловой перепи­ске моряков, в языке переводной литературы и фольклора. Но в послепетровскую эпоху термин   начинает   заметно   вытес­няться международным руль и, не поддерживаемый всеоблгим употреблением, выпадает раньше всего из литературного язы­ка. Слово не находит себе места в первых академических сло­варях или получает помету «старое», как в словаре 1847 г., но продолжает   оставаться    в   лексике   диалектных   словарей (В. И. Даль — Сибирское,   А. Подвысоцкий — Арханг. обл., И. Д. Кузнецов — Псков.), а также специально морских, счи­тающих сопЕц термином местного значения.
4. Первоначальной зоной распространения термина сле­дует считать район Чудского озера, где слово сопЕц, сапЕц бы­ло заимствовано псковскими, а также соседними новгород­скими диалектами вернее всего из эстон. saps — «рулевое вес­ло» или «руль»; из русского языка, точнее языка новгородцев, слово, по всей вероятности, было заимствовано саамским язы­ком и коми-зырянским. Неуклонно продвигаясь с запада на восток, термин вступил в пределы глубокой Сибири, куда за­несен был в XVII в., если не раньше, но уже не новгородцами, а вологжанами или представителями Великого Устюга, сде­лавшими великие географические открытия (Семен Деж­нев и др.).
В. И. ЕРЕМИН4
ОПЫТ ДИАЛЕКТОЛОГИЧЕСКОГО   ИЗУЧЕНИЯ ФЛОРЫ ПСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ
I.
Лингвистической литературы, посвященной лексике флоры Псковской области (сколько мне известно), до сих пор нет. Для детального ознакомления с предметом приходилось обра­щаться к «геоботанической специальной литературе, работам по народной медицине и фольклорным материалам, посвящен­ным заговорам и повериям. В настоящей работе изучение во­проса ограничено названиями полевых, болотных и лесных трав и цветов (за исключением названий ягод, грибов, де­ревьев и т. п.).
Сравнение известных из литературы местных названий ра­стений Псковской области с материалом, полученным в экспе­диции, показало:
1)  только 17 названий точно или с небольшими отклонения­ми соответствуют названиям, ранее уже отмеченным в литера­туре. Таковы, например, рябиднЯг, пупЫш, лягушнЯк. Послед­нее название, как видно из книги   К. Кондратовича   «Дикцио-нер» ‘), было известно на Псковщине еще в XVIII веке (лягуш-няк, лягушечник, водоприятность лягушечья). Или: багАн (ма­териал эксп. ЛГУ) — багун (лит. данн.)   дерЮга   (материал эксп. ЛГУ) — деряга (лит. данн.).
2)  20 названий, хотя ‘и встречаются в геоботанических сло­варях с пометой пек., но частично или полностью   не соответ­ствуют данным экспедиции. В качестве примеров   можно при­вести следующие названия:
СинеголОв (эксп. ЛГУ) — язык (лит. данн.). БогорОдщкая трава — тимьян, чебрец.
БеломОй, грЫжник — грыжник.
ИвАньская трава, Иван-даШАрья — братки, Иван-да* Марья.
3) И, наконец, 78 названий, которые неоднократно записа­ны в разных пунктах Псковской области, совсем не отмечены в литературе. Среди них некоторые очень широко распростра­нены на Псковщине: бОженышны слЕзки, торИца, ост, дед колючий; другие менее известны: побрякУшки, зЯбра, хохлА-тенькая травка, лАпки, купАвка и т. д.
* Значительную группу из известных нам названий растений составляют параллели к местным названиям. Являются ли они синонимами — этот вопрос требует дополнительного изучения.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35

Этой темы так же касаются следующие публикации:

Псковская жизнь как лингвистический источник

Из истории псковских говоров

Отражение быта в речи псковских крестьян

Этические и эстетические оценки в речи псковичей