Проблемы познания
Обратимся к следующему пункту разногласий между Лениным и Богдановым: Ленин считает мир для человека принципиально познаваемым. Конечно, он еще далеко не познан, но в принципе познаваем. Ленин признает существование абсолютной истины, находящейся вне человека и от него не зависящей. Об относительной истине он говорит постольку, поскольку мир еще не познан. Каждое приближение к абсолютной истине есть истина относительная. Она относительна не в принципе, а только потому, что она еще не полна. Как относительные, так и абсолютные истины объективны, то есть не зависят от познающего человека. Человек не творит истины, он ее открывает. В естественных науках это для Ленина и его приверженцев непреложно. Но и в науке об обществе человек находит, открывает уже имеющиеся закономерности. Маркс и Энгельс открыли якобы общие закономерности развития человечества, в этом и заключается их величие.
Критерием познанной истины является, как известно, практика, но если для естественников многих отраслей науки возможны эксперименты в лаборатории или на экспериментальном поле, то для того, чтобы проверить теории социологов или таких теоретиков, как Маркс и Энгельс, необходимо, очевидно, экспериментировать с историей. Совершенно непонятно, каким образом можно утверждать безошибочность теорий Маркса и Энгельса только на основании их анализа прошлого и настоящего. Это один из анализов, и признание этого анализа правильным или ошибочным — такое же субъективное мнение. Но для Ленина нет сомнения в безошибочности Маркса и Энгельса. Богданов с удивлением отмечает, что Ленин
в своей книге много раз цитирует этих авторов, но ни разу не ставит хотя бы одно из этих высказываний под вопрос, не говоря уже о критике. Поэтому Богданов аттестует Ленину «верующее сознание». Ленин — человек веры, но не веры в Бога, а веры в Маркса и Энгельса.
Богданов отрицает чистое бытие. Собственно говоря, и в ленинской концепции нет места чистому бытию, но Ленин этого не постулирует, за что Богданов упрекает его в непоследовательности. Для Богданова существует только становление, а бытие — лишь как краткий, едва уловимый момент между тем, что уже прошло, и тем, что еще не наступило. В этой связи он отрицает и абсолютную истину. Для Богданова неприемлемо представление, что истина находится где-то вне человека и человеческого общества, человек же должен ее найти. Истина для него находится так же внутри человеческого общества, как и все другие представления. То, что организует общество в данный момент, то и есть истина. Уже в следующий момент она может измениться. Истина поэтому относительна. Для Богданова смысл высказывания Маркса, что практика является критерием истины, заключается в том, что всякая истина относительна. Он так же не делает разницы между теорией и практикой, как и между материей и духом или причиной и следствием. Теория и практика едины, опыт и его организация не могут быть между собой разделены. По специальности биолог, Богданов видит в обществе организм, который должен приспосабливаться к окружающей среде. Одной из форм этого приспособления являются «истины», мировоззрения, идеологии. Пока они могут организовывать общество, они истинны, когда они перестают удовлетворять организации общества, они становятся ложными. Так, по мнению Богданова, католичество в средние века в Западной Европе было истиной, так как оно в то время могло организовывать общество. В наше время оно, однако, уже не является истиной. Оно, по мнению Богданова, не может удовлетворительно организовывать общество. В наше время, и по мнению Богданова, истиной является марксизм, по меньшей мере — в его основных чертах. Но и он устареет и перестанет быть истиной. Богданов смеется над представлением, что где-то всегда существовала скрытая абсолютная истина и почему-то именно Маркс и Энгельс ее открыли. Мы уже указывали на то, что в ленинских концепциях нет никакого критерия того, что учение Маркса и Энгельса является объективной истиной. Предполо-
жение, что все предыдущие мировоззрения, религиозные или философские, и идеологии были классовыми и только Маркс и Энгельс открыли надклассовую, обязательную для всех людей истину, было бы чрезвычайно странным. Но и по Ленину марксизм — это классовая идеология, идеология пролетариата. Однако поскольку пролетариат — последний класс, после победы которого наступит бесклассовое общество, эта классовая идеология предвосхищает истинную идеологию всего человечества. Поскольку тезис, что пролетариат является последним классом, а после его победы наступит бесклассовое общество — это утверждение той же самой марксистской идеологии, — то «доказательство» несостоятельно. Философски получается порочный круг. Объяснять этого не надо.
Но здесь взгляды ленинской интерпретации марксизма и Богданова сближаются. И Ленин, и Богданов — марксисты. По Богданову, всякая идеология — классовая идеология, иначе не может быть. Для своего времени она является истиной, но она никогда не охватывает всего общества. Лишь в будущем может возникнуть идеология, которая объединит все человеческое общество. Мы еще будем говорить об этом.
По Богданову, истина полностью имманентна обществу. Как мы уже указывали, она только инструмент для организации общества на данной ступени развития: меняется структура общества — меняются и все истины. Вечных истин нет. Марксизм ленинского типа релятивирует не столь истины, как их познание. Познание является классовым, но истина все же где-то объективно существует. Классовое сознание познает ее в той или иной степени приближения, то есть относительно и иногда совсем ложно. Мы уже говорили, что нет никаких критериев, отчего пролетариат или Маркс и Энгельс лично могут понять эту объективную истину.
Богданов же совершенно последователен в своем релятивизме. Он утверждает, что никаких абстрактных законов вообще не существует. Истина содержится в действиях коллектива как таковых. Богданов идет так далеко, что он включает даже законы природы в коллектив. Законы природы — это не что иное, как инструмент коллектива. Законы природы не существуют где-то над коллективом. Напротив, коллектив со своими инструментами (истинами) господствует над мертвой природой. Отсюда и возникают заблуждения, что существуют абстрактные закономерности.
Богданов остается марксистом в том, что коллектив для него в
первую очередь — это класс. Коллектив-класс со своими инструментами-истинами сможет преобразовать не только общество, но и природу. Снова, как и у Маркса с его концом истории, мы стоим перед утопическими ожиданиями в духе секуляризированных прозрений христианства о новом Небе и новой земле.
Но как раз здесь проявляется слабость такого жестко последовательного монизма, какой проповедует Богданов. Каким образом можно объяснить с материалистических позиций, что человеческий коллектив получает возможность таким образом господствовать над природой, что организация его практики будет не только истиной для самого этого коллектива, но и для природы, определит ее закономерности? В этом аспекте пришлось бы признать, что человек с его духом или хотя бы сознанием является как бы творцом мира, давая природе законы. Так, коллективное сознание, субъективное по своей природе, даже если это не сознание одного человека, а целого коллектива, получает атрибуты творчества. Иными словами, снова пролезает в щелку столь ненавистный Богданову дуализм, а с ним и фетишизм. Можно сказать, что коллектив, наделенный способностью свободно творить, сам, по мысли Богданова, превращается в фетиш.
Если мы вернемся к материализму Ленина, то должны будем отметить, что материя естествоиспытателей все больше дематери-ализировалась. Неизменными, собственно говоря, остаются только закономерности космоса. Естествоиспытатели в наше время могут написать много формул, по которым материя функционирует, но не могут ничего сказать о субстанции материи или энергии, в которую она целиком может переходить, так что многие физики говорят, что мир состоит ие из материи, а из энергии. Закономерности, однако, — это идеальный принцип внутри материи. Так что снова духовный, идеальный момент становится определяющим. Если же остаться при гносеологическом определении материи, данном Лениным, то, как мы видим, материя попадает в зависимость от ощущения человека и тем самым не отходит далеко от тех мыслителей, которых Ленин так жестоко критиковал.