Присоединение Пскова к России
Можно ли считать изложение событий 1510 г. в этом издании точнейшим изложением событий этого года, да еще судить по нему об отношении самих псковичей к событиям 1510 г., если все эти три источника имеют совсем разную и вместе с тем каждый в отдельности яркую политическую направленность?
Как мы увидим ниже, первое известие, напечатанное под 1510 г. в IV томе Полного собрания русских летописей, имеет отношение только к Строевскому и Архивскому IV спискам псковской летопи си, т. е. к Псковской третьей летописи, оппозиционно настроенной по отношению к великому князю. Отношение автора этой заметки к политике великого князя Василия Ивановича в Пскове в 1510 г. резко отрицательное: «Обычай псковской переменил и старину порушил, забыв отца своего и дедов его слова и жалованья до пско-вичь и крестного целованья, да уставил свои обычаи и пошлины новыя уставил».3 Автор этой заметки коротко перечисляет все нововведения великого князя в Пскове. При этом как много смог он вложить гнева и бессильной злобы в несколько строчек, которые посвящены этому событию: «А все писал Пскову мягко: „Яз деи князь великий Василей Ивановичь вас отчину свою хочю жало-
1 А. С. Орлов. Древняя русская литература XI—XVI вв., М.—Л., 1937, стр. 232—234.
2 История русской литературы, т II, ч 1, М.—Л , 1945, стр. 401—406. 8 ПСРЛ, т IV, стр. 282 *
вать по старине, а хочю побывать у святой Троицы, управы вам хочю учинити"».1 Летописец угрожает великому князю словами из Апокалипсиса о пришествии антихриста и высказывает пожелание: «Сему бо царству разширятися и злодейству умножатися». Но такова была точка зрения только небольшой боярской группировки, которая обосновалась в Псково-Печерском монастыре и отнюдь не отражала точки зрения всех псковичей. Следовательно, эта запись о событиях 1510 г. в Псковской третьей летописи не могла дать правильного освещения событий.
Повестью о псковском взятии обычно считают начинающийся после краткой записи о событиях 1510 г. рассказ с введением к нему. По этому введению и по «плачу» в самой повести обычно дают оценку всей повести, как направленной против централиза-торской политики московского великого князя.
Прежде всего, необходимо отметить, что введение к повести, помещенное в IV томе Полного собрания русских летописей, не имеет никакого отношения к самой повести. Во всех самых древних списках Псковской первой летописи и вообще в древних списках это введение отсутствует; появляется же оно только в поздних списках псковских летописей.
По этим соображениям А. Н. Насонов при издании Псковских летописей в 1941 г. по древнейшим спискам в рассказе о событиях 1510 г. опустил введение, не причислил его к Псковской первой летописи, но не оговорил, что оно является позднейшей вставкой.
Наиболее вероятно, что это введение внесено не в Пскове, а в Новгороде; поэтому следует считать, что оно могло отразить какие-то новгородские настроения, а не псковские. Насколько введение действительно не соответствует всему духу Повести о псковском взятии, видно из их сравнения, к которому мы еще обратимся в дальнейшем. Во введении говорится, что Псков никогда не был во владении какого-либо князя, что «на своей воли живяху в нем сущий людие».2 Дальше рассказывается, что с удельными княжениями великий князь расправился не сразу, а порознь при помощи военной силы. Но на Псков великий князь с войском не пошел, так как знал, что в Пскове крепкие стены и множество людей, и боялся, что Псков отойдет к Литве.
Такую мотивировку действиям и политике великого князя могли приписывать, конечно, только в Новгороде, так как в Пскове не было сношений с Литвой ни в это время, ни задолго перед этим. С 70-х годов XV в. в Псков не приглашались князья из Литвы. Ни одно свидетельство псковских летописей или других источников не позволяет предполагать существования каких-то сношений с Литвой, тайных намерений союза, что было таким обычным для новгородской истории и для новгородского боярства. По словам автора введения, великий князь обманывал псковичей, обещая им послать в Псков наместников по выбору самих псковичей, а на самом деле
1 ПСРЛ, т. IV, стр. 282.
2 Там же, стр. 283.
посылая их по своему усмотрению. Наместники великого князя Синили насилие над псковичами: «насиловаху и грабяху, и продая-Ху их поклепы и суды неправедными».
До этих «лукавых» действий великого князя Псков всегда жил только «по своей воли», — так утверждает это введение к Повести о псковском взятии. На основании позднейшего введения к рассказу 1510 г. в работах по истории Пскова обычно говорится о непрерывной борьбе Пскова с московскими наместниками, что якобы утверждает и псковский летописец.1
Что же представляет собой сама Повесть о псковском взятии в Псковской первой летописи? Обычная, принятая в литературе еще с XIX в. трактовка содержания этой повести такова.2 В 1510 г. в деле объединения русских земель дошла очередь и до Пскова. Воспользовавшись неладами псковичей с наместником великого князч Иваном Михайловичем Репней-Оболенским, великий князь приехал в Новгород. Повидимому, говорит эта версия, князь Иван Михайлович Репня-Оболенский нарочно хотел вызвать псковичей на выступление против великокняжеского наместника с согласия, конечно, великого князя. Псковичи послали своих послов в Новгород жаловаться на наместника, и князь обещал им разобраться в этом деле. В свою очередь князь Иван Михайлович жаловался на псковичей, а псковичи со всей земли послали в Новгород девять посадников и купецких старост с новой жалобой. Великий князь собрал послов у себя на дворе и пленил их. В Пскове с большой печалью встретили известие об этом пленении, но решили подчиниться воле великого князя и согласились на все условия, которые им предъявил посол великого князя Третьяк Долматов. Посол требовал уничтожения вечевого колокола и согласия на назначение в Псков уже двух наместников. Затем великий князь приехал в Псков, отобрал посадников и бояр, сказав «молодшим» людям, что ему до них дела нет, и выслал из Пскова триста семей богачей. В Псков были присланы великим князем два наместника и два дьяка. Псковичи выселялись из Среднего города, дворы их отдавались детям боярским и гостям, присланным из Москвы.
Во всех работах, посвященных псковским событиям 1510 г., для того, чтобы передать впечатление, которое произвели на псковичей эти события, приводится картина оплакивания вечевого1 колокола псковичами: «О славнейший граде Пскове великий! Почто бо се-туеши и плачеши? И отвеща прекрасный град Пское: како ми не сетовати, како ми не плакати и не скорбети своего опустения? Прилетел бо на мя многокрылный орел, исполнь крыле Львовых ногтей, и взят от мене три кедра Ливанова, и красоту мою и богате-ство и чада моя восхити, богу попустившу за грехи наша, и землю пусту сотвориша и град наш разориша, и люди моя плениша, и торжища моя раскопаша, а иные торжища коневым- калом замета-
1 История русской литературы, т. II, ч. 1, стр. 402. J Там же, стр. 401—406.
ша, а отец и братию нашу разведоша, где не бывали отцы и деды и прадеды наша, и тамо отцы и братию нашу и други наша заве^ доша, и матери и сестры наша в поругание даша. А иные во гра* де мнози постригахуся в черньцы, а жены в черницы, и в мон*сты-ри поидоша, не хотяще в полон пойти От своего града во инйе грады».1
В повести передается скорбь псковичей, к которым Третьяк Долматов обращался с требованиями великого князя: «а псковичи туто горко заплакали. Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? Како ли не урвалося сердце от корени?»2
Именно по этим цитатам делался в буржуазной исторической науке вывод: 1510 год был концом псковской истории, это было настоящее «взятие псковское», все псковичи видели в событиях 1510 г. конец своей истории, своей воли, своей славы. Такой вывод мог быть сделан, конечно, только при чтении источника без его критического осмысления.
Однако, если к изучению Повести о псковском взятии подойти с точки зрения требований современного советского источниковедения, то картина получается совершенно иная.
Все подробности Крепеж иномарки тут.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60