Поселок Красногородское
— Да, мой дядя настоящим политиком был. Он тогда на Подмошинского целую округу поднял. Этому живодеру мужики все леса проредили. Дядю потом арестовали. Так и замучили в тюрьмах да ссылках. Молодым умер, лет сорока.
А граф Гейден в I Государственную думу прошел и основал свою «партию мирного обновления». Это была партия крупных помещиков и (капиталистов. Средствами «мирного обновления» он стремился оставить .крестьян без земли. Забаллотированный на выборах во II Государственную думу, Гейден пробивался в состав кабинета министров — в одну компанию с душителями революции Дубасовым, Горемыкиным, Витте, Столыпиным. И пробился бы, только смерть помешала. Он умер в июне 1907 года. Вся русская буржуазная печать была переполнена славословиями графу и скорбью по случаю «великой утраты». В этом хвалебном хоре сурово прозвучал голос Владимира Ильича Ленина. В статье «Памяти графа Гейдена» он беспощадно разоблачил политику графа — умного, хитрого, лицемерного «помещика-крепостника». Эту правду об опочецком графе нужно было узнать всему российскому крестьянству, которое он загонял в «кутузку» средствами «мирного обновления».
…Большую революционную работу проводила в Кра-сногородской волости учительница Поддубновской начальной школы Анна Николаевна Вячеславова. В те времена считалось неприличным и даже политически опасным девушке-учительнице «якшаться с мужиками и мужичками», а Анна Николаевна была всегда среди простых людей: на сходках и посиделках, газету почитает,
побеседует. Ученики в ней души не чаяли, население ее уважало.
В Петербурге работала и готовилась к поступлению на Бестужевские курсы младшая сестра А. Н. Вячеславовен Зина, исключенная из гимназии за оскорбление начальницы. Зина имела связи с Технологическим институтом и Надеждой Константиновной Крупской, посылала сестре в Поддубно с оказией много подпольной литературы. Из Опочки литературу носил учительнице рабочий-пекарь Кузьма Гаврилов. Вся эта литература расходилась по красногородским деревням. Со страстью молодости Анна Николаевна служила народу и шла по этой честной дороге уверенно и смело, с горячей верой в светлое будущее.
Бывший ее ученик, уже знакомый нам Федор Федорович Федоров, рассказал мне:
— Очень хорошо помню последний вечер. На сходке было десятка два мужиков и два студента. Обсуждали план нападения на имение Якушово, принадлежавшее Н. М. Плену, председателю земской управы. Анна Николаевна стояла у стола, студенты сидели возле нее. Обращаясь к крестьянам, Анна Николаевна говорила: «Товарищи крестьяне! Настало время действовать. На царя не надейтесь, царь земли не даст. И на Государственную думу не надейтесь — и она не даст. Сами берите землю, рубите леса, громите усадьбы. Утром выступаем. Я сама вас поведу». Был составлен план действий. Но-ночью приехали жандармы, и больше мы не видели своей любимой Анны Николаевны. Впрочем, "некоторые односельчане встречались с ней в Москве после Октябрьской революции. Она была комиссаром.
В Псковском государственном архиве я разыскал дело А. Н. Вячеславовой, ее переписку с архангельскими друзьями (она была уроженкой Архангельска), пе-
реписку Псковского и Архангельского жандармских управлений, в которой речь шла о ней.
Заперли Анну Николаевну, как особо опасную преступницу, в одиночку. Камера холодная, с каменным полом, одним зарешеченным окошечком под потолком. Из соседней уборной проникало зловоние, болела голова, тошнило. Замерзала в каменном мешке. И это продолжалось несколько месяцев. Анна Николаевна объявила голодовку. Лишь через восемь дней голодовки ее перевели в общую камеру.
С тюремным начальством, прокурором и следователями Анна Николаевна держала себя достойно. Вот ее письмо:
«В пасху у нас был архиерей. Мы его выперли. Зашел он с благодушной физиономией, приветливо поздоровался. Но я у него спросила: ,,А зачем вы ходите к нам, святой отец? Ведь вы с церковной кафедры предаете нас, политических преступников, анафеме. Так как мы не желаем иметь дело с проклинающими нас, то и просим вас удалиться". Он страшно опешил, не нашелся ничего ответить, забормотал что-то, что не хотел нас обидеть, и быстро ушел, пожелав нам доброго здоровья. Это событие мы занесли на стенку в назидание потомкам. Все стенки испещрены такими записями. В арестантском начальник еще больший скот, чем наш».
Через пять месяцев после многочисленных бесплодных допросов «господин министр внутренних дел» на деле А. Н. Вячеславовой начертал: «Выслать учительницу Анну Вячеславову в Нарымский край Томской губернии под гласный надзор полиции на 4 года, считая срок с 25 апреля 1906 года»1.
1 ГАПО, ф. 20, оп. 1. Дело Анны Николаевны Вячеславовой за 1906 г.
Выборы в III Государственную думу ничего хорошего народу не сулили. 24 июня 1907 года опочецкий исправник доносил губернатору: «Сего числа в пригороде Красном, в доме Александра Шаблавина крестьянин Красногородской волости деревни Зельцы Яков Евдокимов агитировал среди местных крестьян, что они (т. е. он, Евдокимов, и его единомышленники) не допустят собрать III Государственную думу и что прежде надо освободить 52 арестованных членов II Думы, невинно будто бы страдающих за правое дело, а также высказал сожаление, что не убили царя, какой он царь, который не является в Думу, а только ее распускает»1.
В этот же день Евдокимова арестовали и отправили в тюрьму.
‘Синеникольские крестьяне рубили лес в имениях Олисово — Бизюкиных, Блясино — Яновича, на пустошах Утретского и за рекой Синей, во владениях Подмо-шинского. Крестьянин деревни Жавры Геннадий Григорьевич Петров про своего деда сказал:
— Мой дед Петр Терентьев навозил елового леса на целую избу, она и сейчас стоит в деревне.
В имении Посинье рубили лес крестьяне деревни Кахново. Вожаком у них был Федор Ларионов — петербургский рабочий, большевик, вступивший в партию в 1905 году. Был арестован, год просидел в Островской тюрьме.
В «Известиях Псковского губернского комитета РКП (б)» за 1925 год, №10, помещено интересное воспоминание руководителя группы псковских социал-демократов Александра Скобелева. В статье’«Крестьянское движение в Псковской губернии в 1904—1907 годах» он писал: «Весною 1907 года я получил извещение из арест-
ного отделения бывшего „Орлова дома". Крестьяне Опочецкого уезда просят принести им махорочки. Купил несколько фунтов, иду и встречаю заключенных человек 35. ,,Табак и деньги у нас есть, мы хотели лишь повидаться с тобой да поговорить на прощание. Нас, брат, в административную отсылают, 35 человек. А там, брат, сзади нас двинут синеникольский край, сразу более 50 человек"».
Встреченная А. Скобелевым группа состояла из по-кровских и красногородских крестьян, а за ними следовали синеникольские.
Наступили черные дни столыпинской реакции. Опо-чецкая тюрьма не могла вместить всех арестованных. В волостях были устроены «холодные» — арестные отделения. Печей они не имели. Одно маленькое окошечко за железной решеткой.
За недоимки продавались крестьянские пожитки, иногда даже единственная кормилица —^ корова. По деревням рыскали конные стражники: ловили «студентов».
ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!
В 1911—1912 годах царские власти начали проводить столыпинскую земельную реформу. Это был третий этап обезземеливания крестьян и разорения их. Лишившись общих выгонов, кустарников, водопоев, малоземельные крестьяне не могли вести свое хозяйство. За бесценок продавали они свои хуторишки кулакам и уходили батрачить в Прибалтику или работали грузчиками в Петербурге.
Столыпинский закон отдавал деревню на «поток и разграбление» кулакам.
— По нашим деревням,— рассказывал мне Алексей Иванович Иванов, бывший главный агроном уезда,— будто Мамай прошел. Вот, например, в моей родной деревне Бреневке Покровской волости из тридцати дворов осталось только двадцать. А в других деревнях процент разорившихся хозяйств был еще выше. Для кулачества эта реформа оказалась манной небесной, для бедняцких и маломощных середняцких хозяйств — разорением.
Первая мировая война принесла крестьянству неисчислимые бедствия. В деревне не хватало самых необходимых товаров — соли, спичек, керосина. Нечем было колесо обтянуть, нечем коня подковать. Еще бедствен-
нее было положение в прифронтовой полосе. Штаб Северного фронта находился в Пскове. В прифронтовых районах чаще проходили мобилизации людей, лошадей, повозок, чаще реквизировали скот, фураж, продовольствие. Голод стучался в двери каждого крестьянского дома.
Самодержавие не способно было вывести страну из кризиса. Выход был только в революции, и она свершилась…
Радостно встретили трудящиеся красногородских волостей весть о победе Великой Октябрьской социалистической революции. Волостные земельные отделы и деревенские комитеты конфисковали помещичьи и церковные земли. В Красном был организован ревком во главе с военным комиссаром Федором Егоровичем Егоровым.