Нас собралось трое
Кроме меня, Алексей Харитонович Акимен-ко и Татьяна Александровна Шюргольц, отколовшихся от «Зарубежья». Решали вопрос о заглавии, формате и оформлении. Я хотела назвать журнал как-нибудь совсем иначе, но мои сотрудники настаивали на сохранении преемственности с тем журналом, в котором мы прежде сотрудничали. Так возникло название «Голос зарубежья». Помещения для редакции у нас, конечно, не было. На редакционные совещания мы собирались в квартире Татьяны Александровны, а всю подготовку материала и переписку с авторами я вела в своей маленькой квартирке. Скоро она утонула в книгах и бумагах. Печатать журнал мы начали в той же украинской типографии, где прежде печаталось «Зарубежье». Но цены там росли: наборщики должны были получать жалованье по немецким стандартам, а в Германии этот труд оплачивается высоко. Кроме того, типография стала центром сплетен вокруг двух журналов, но пока других возможностей печатать журнал не было.
Первый пробный номер мы составили из случайного материала, нельзя сказать, чтобы он оказался очень удачным. Мы иашди уз адресов русских эмигрантов, преимущественно в Германии, Франции и США, и разослали им этот первый пробный номер — это было все, что мы сделали для рекламы. Совершенно любительская, кустарная попытка, казалось бы, обреченная иа неудачу. Но каким-то непонятным образом журнал разлетелся необыкновенно быстро. Довольно скоро у меня появилась толстая картотека подписчиков из Европы, США, Южной Америки и Австралии. Следом появились и авторы.
Сама я ие написала никому из известных эмигрантских журналистов с просьбой сотрудничать в журнале, сотрудничество оии пред-
лагали мне сами. Одним из первых предложил сотрудничество некто Владимир Рудинский из Парижа. О нем еще будет речь, пока скажу только, что он предложил постоянный отдел «Обзор зарубежной печати» и сотрудничал почти все время издания журнала. Он читал чуть ли не все эмигрантские газеты и журналы, писал остроумно и точно, но — по-своему, обычно едко иронически и даже зло, и поссорил меня со многими авторами и читателями. Удивительно, что даже журналисты из первой эмиграции не могли поверить, что я не вмешиваюсь в авторские материалы: видимо, и в старой русской традиции было заложено представление о цензуре, хотя бы редактора, но статьи, подписанные автором, на его же ответственности. Кроме европейских, появились и другие авторы, в частности из США. А ведь мы никакого гонорара авторам не платили, денег хватало лишь на бумагу, печать и рассылку; иногда я добавляла из своего университетского жалованья (всю работу в журнале я вела совместно с полной нагрузкой в университете). Видимо, желание русских эмигрантов высказаться было так велико, а чувство ответственности перед родиной, где они были лишены свободного слова, так сильно, что гонорара они не просили (совсем другими оказались эмигранты третьей волны, хотя и тут были исключения).
Наша тройка продержалась недолго, журнал был квартальным, и приблизительно через год 4-й мартовский номер вызвал первый кризис. В Мюнхене на радио «Свобода» работал некто Белоцерков-ский, приехавший из СССР по еврейской визе. Вскоре он выпустил сборник «СССР — демократические альтернативы». Эта книжка была не столько демократической, сколько левой, социалистической. Он там напечатал н «Гуманистический манифест-2», где главными врагами человечества провозгласил фашизм и… религию! Печально, что Сахаров подписался под этим манифестом, хотя и еделал оговорку насчет религии. Вообще, статьи авторов этого сборника отличал весьма невысокий интеллектуальный уровень. В 4-м номере нашего журнала я этот сборник жестоко раскритиковала. Белоцерковский не нашел ничего лучшего, как подать на меня в немецкий суд. Не знаю, какой горе-адвокат посоветовал ему это сделать, не знаю также, имел ли господин Фрелих какое-нибудь отношение к этой акции, но он не преминул ею воспользоваться.
Здесь я сделаю небольшое отступление. Фрелих сохранял личное знакомство с Татьяной Александровной. Когда мы начали печа-
тать «Обзоры» Рудинского, Фрелих как-то спросил ее: «Рудин-ский — ведь это Вера Александровна?» Татьяна Николаевна засмеялась и сказала, что знала его еще в Риге во время войны. Я же никогда не писала под псевдонимом, тем более под мужским. В начале моей работы в рижской газете я, правда, опубликовала две статьи под псевдонимом Александрова, но сразу поняла, что это не для меня. С тех пор везде, где бы я ни печаталась и на каком бы языке ни была написана моя статья или книга, я все публиковала под своей настоящей фамилией. Кроме того, эти «Обзоры» были написаны совсем не моим стилем. Так Фрелих стал жертвой своей собственной пропаганды против меня.
И вот когда на меня подали в суд, Фрелих начал внушать Татьяне Николаевне, что на редакцию нашего журнала могут наложить большой штраф, и он будет разложен на всех членов редакции. Козни Фрелиха имели успех: еще до суда Татьяна Николаевна под предлогом слабого здоровья отстранилась от работы в журнале. В Германии есть правило: суд должен принять и рассмотреть любую жалобу, как бы вздорна она ни была. Я могла сама пойти в суд и, конечно, выиграла бы дело, но я поступила по отношению к Бело-церковскому достаточно жестоко: я пригласила самого известного и самого дорогого адвоката по делам прессы в Мюнхене и с некоторой опаской спросила его, сколько должна заплатить ему первоначального гонорара. Он ответил: «Ничего. Заплатит ваш противник». По немецким законам проигравшая сторона платит не только судебные издержки, но и гонорар адвоката выигравшей стороны. После суда адвокат сказал мне, что разбирательство продолжалось 5 минут. Судьи недоумевали. Они сказали Белоцерковскому: «Она раскритиковала ваш сборник в своем журнале? Так раскритикуйте ее журнал в каком-нибудь другом издании. У нас свобода слова, за критику книг у нас не судят». Как мне передали, Белоцерковскому пришлось заплатить за судебные издержки и гонорар моему адвокату 4000 марок. Сколько он заплатил своему незадачливому адвокату, я не знаю. После этого мой журнал оставили в покое.
Но и Акименко не пришлось долго сотрудничать в журнале: он начал быстро слепнуть, а что такое слепота для корректора, объяснять не надо. Ему сделали операцию глаз, но и потом он мог видеть только крупные предметы. Так и распалась наша первоначальная тройка. Но тогда предложила свое сотрудничество И. Е. Сабурова.