кабристов направили во вновь выстроенную тюрьму в Петровском Заводе. Жители Читы провожали их. Де­кабристы отдали им овощи со своих огородов, одарили разными вещами на память. А свой домик Е. П. На­рышкина обменяла всего на две головки сахара. Как и другие женщины, двинулась она вслед за мужем в новую тюрьму. В Петровском Заводе осужденные про­кладывали и приводили в порядок дороги, работали на огородах, мололи муку. Женам было разрешено жить в казематах вместе с мужьями.
Около трех лет провели Нарышкины в тюрьме Пет­ровского Завода, потом мужа перевели на поселение в Курган. Елизавета Петровна приехала туда с мало­летней девочкой Ульяной Чупятовой, взятой на вос­питание еще в Чите. Пока оборудовали приобретенный дсм, жили в амбаре. Сестра декабристов — братьев Ко-новницыных, жена декабриста, Елизавета Петровна не только безропотно сносила трудности сибирской ка­торги, но и была верной соратницей мужа во всех де­лах, когда они вышли на поселение.
Вместе с Нарышкиными в Кургане были поселены А. Е. Розен, Н. И. Лорер, пскович М. А. Назимов и не­которые другие декабристы. Жили здесь и несколько поляков, сосланных в Сибирь за- участие в восстании 1830 года. В канун Нового года декабристы и поляки собрались у Нарышкиных. Вспоминали Петербург, Мо­скву, Варшаву, искренне желали друг другу встретить будущий Новый год на родине. После ужина Елизаве­та Петровна садилась за рояль и пела романсы и пес­ни. Поляки под ее аккомпанемент пели свои нацио­нальные песни. Звучали мазурка, зажигательный кра­ковяк. Танцевали.
«Семейство Нарышкиных, — рассказывает об их жизни в Кургане дальний родственник Елизаветы Пет­ровны декабрист Н. И. Лорер, — было истинным благо­детелем целого края. Оба они, муж и жена, помогали
бедным, лечили и давали больным лекарства на свои деньги… Двор их по воскресеньям был обыкновенно полон народа. О них говорили: „За что такие люди со­сланы в Сибирь?"»
Михаил Михайлович занимался коневодством и са­доводством, многому научил местных жителей. Сам он вырастил прекрасный фруктовый сад. Жена, как уме­ла, помогала супругу в его начинаниях. Уже в первое лето они ели арбузы и дыни со своего огорода.
Когда в 1837 году М. М. Нарышкина «по высочай­шему повелению» определили рядовым на Кавказ, Елизавета Петровна опять последовала за ним и сно­ва делила с мужем все невзгоды. Правда, из Кургана она сначала съездила к своей матери Анне Ивановне Коновницыной в сельцо Кярово Гдовского уезда Псков­ской губернии, но уже в феврале 1838 года отправи­лась к мужу. Гостила Елизавета Петровна у матери в селе Кярове и летом 1839 года. Тогда их имение дваж­ды посетил декабрист Андрей Евгеньевич Розен, кото­рый, отбыв каторгу, ссылку и отслужив полтора года рядовым в Кавказском отдельном корпусе, возвращал­ся к себе на родину в Эстляндскую губернию. А Е. П. Нарышкина через неделю после его второго визита сно­ва уехала на Кавказ, где продолжал служить ее муж. Бывший полковник декабрист Нарышкин, дослужив­шись на Кавказе до самого младшего офицерского чи­на — прапорщика, получил в 1844 году разрешение ос­тавить службу и поселился с женой в небольшом по­местье — селе Высоком в семи верстах от Тулы.
Их было одиннадцать — жен декабристов, добро­вольно последовавших в Сибирь. Вернулись из Сибири вместе с мужьями и доживали на родине свои послед­ние годы лишь пятеро: Волконская, Нарышкина, Ан­ненкова, Фонвизина и Розен. Потеряв в Сибири мужей, вернулись на родину умирать Давыдова, Ентальцева и ТОшневская.   Муравьева, Трубецкая и Ивашева по-
гибли. Это были замечательные женщины. Их муже­ством восхищались А. С. Пушкин, Н. А. Некрасов, Л. Н. Толстой…
«Что за трогательное и возвышенное обречение! — писал П. А. Вяземский. — Спасибо женщинам: они да­дут несколько прекрасных строк нашей истории».
С. П. Трубецкой в Петровском Заводе часто гово­рил: «На что нам окна, когда у нас четыре солнца!*, имея в виду кроме своей жены Нарышкину, Фонви­зину и Розен, живших в одном с ним тюремном отде­лении (при строительстве в Петровском Заводе «забы­ли» прорубить окна).
«Они были нашими ангелами-хранителями и в са­мом месте заточения; для всех нуждающихся были от­крыты их кошельки, для больных просили они устро­ить   больницу» — эти   слова принадлежат декабристу
A.  Е. Розену.
А   вот    конкретно   о    Е.   П.   Нарышкиной.    Поэт
B.  А. Жуковский писал в Петербург: «В Кургане я ви­дел Нарышкину (дочь нашего храброго Коновницына) по поручению ее матери.   Она глубоко меня   тронула своей тихостью и благородной простотой в несчастии».
«Нарышкина… несколько аффектированная, но, в сущности, вполне достойная женщина; надо было при­выкнуть к ее гордому виду, и тогда нельзя было ее не полюбить», — свидетельствует в своих «Записках» М. Н. Волконская.
Декабрист Розен описывает встречу с Нарышкиной в Чите: «В первый раз увидел я ее на улице, близ на­шей работы при Чертовой могиле, — в черном платье, с тальей тонкой в обхват, лицо ее было слегка смуглое, с выразительными умными глазами, головка повели­тельно поднятая, походка легкая, грациозная».
Еще одно свидетельство из «Записок жены декаб­риста» француженки П. Е. Анненковой: «Нарышкина (рожденная Коновницына) была не так привлекатель-
на, как Муравьева… но зато, когда вы сближались с этой женщиной, невозможно было оторваться от нее, она приковывала всех к себе своей беспредельной добротой и необыкновенным благородством харак­тера».
М. М. Нарышкин умер в 1863 году и похоронен в Москве на кладбище Донского монастыря. Елизавета Петровна и после его смерти не переставала заботить­ся о нуждающихся декабристах: помогала им деньга­ми и вещами, ободряла, вселяла уверенность.
Она часто приезжала в гдовское имение Кярово, бывала в Пскове. Подолгу гостила у своей тетки Ма­рии Ивановны Лорер в селе Гораи Островского уезда Псковской губернии. А после смерти мужа осталась жить в Гораях. В имении тетки и скончалась Елизаве­та Петровна Нарышкина 11 декабря 1867 года в воз­расте 66 лет. Тело ее было перевезено в Москву и пре­дано земле в Донском монастыре, рядом с могилой мужа.
Из пушкинской плеяды
В
1958 году на погосте Горки, что находится на территории колхоза «Красная поляна» Новосокольни­ческого района, был обнаружен в зарослях упавший обелиск. На нем сохранилась надпись: «Александр Николаевич Креницын, родился 5-го марта 1801 года. Скончался 28-го августа 1865 года». Обелиск оказал­ся частью памятника. Поблизости был найден массив­ный цоколь, высеченный из гранита в форме паралле­лепипеда. На нем-то и стоял когда-то обелиск.
Шефство над памятником взяли колхозные комсо­мольцы. Они привели захоронение в порядок. В 80-х годах памятник был восстановлен. Нередко на могиле можно увидеть цветы.
А. Н. Креницын — человек, близкий к пушкинско­му литературному кругу. Он был знаком с многими декабристами и разделял их взгляды, хотя не состоял ни в одном из обществ. Как человек, сочувствующий идеям декабристов, он проходит по следственным ма­териалам дворянских революционеров, занесен в «Ал­фавит декабристов», в котором перечисляются фами­лии членов тайных обществ декабристов и лиц, «при­косновенных» к делу о них.
Александр Николаевич был коренным псковичом. Родился в семье крупного помещика Николая Савви­ча Креницына в селе Цевло нынешнего Бежаницкого района. Когда подрос, его определили в Петербурге в Благородный пансион, а в 1812 году — в Пажеский кор­пус. Здесь он близко подружился с Евгением Баратын­ским, будущим известным русским поэтом. Их связы­вали не только ребячьи шалости, игра в разбойников (в Пажеском корпусе они организовали даже тайное «общество мстителей»), но и любовь к поэзии.
В 1816 году за участие в одной из проделок Евге­ний Баратынский был исключен из Пажеского корпу­са, причем исключение сопровождалось личным прика­зом Александра I, согласно которому Баратынский ли­шался права служить где-либо, кроме как в армии ря­довым. Баратынский уезжает из Петербурга и живет в имениях своих родственников. В 1818 году возвра­щается в столицу и через Александра Креницына сбли­жается с поэтами лицейского кружка — Дельвигом, Кюхельбекером, Пушкиным и другими. Баратынский становится завсегдатаем их дружеских вечеров и пи­рушек, устраивавшихся по большей части у лицейско­го старосты М. Яковлева. Знакомство с Дельвигом переходит в тесную дружбу.
Александр Креницын продолжал учиться в Пажес­ком корпусе и писал стихи. С 1819 года стал выступать в   печати — в «Сыне   Отечества»,   «Славянине», «Рус-
скрм инвалиде», «Невском альманахе». Отдельные эпи­граммы подписывал псевдонимом «Барон Пузин». Его стихи распространялись по столице и в рукописях. Особенно много разговоров вызвало сатирическое сти­хотворение «Панский бульвар», в котором молодой ав­тор зло и умно высмеивал недостатки ряда лиц, в том числе и весьма сановных. Над поэтом сгустились тучи, его хотели исключить из Пажеского корпуса, брани­ли, преследовали, и молодой человек, выведенный из себя, ответил недоброжелателям смелым стихотворени­ем, которое и было напечатано в 1819 году. Вот оно:
Враги ничтожные моей правдивой Музы!

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

Этой темы так же касаются следующие публикации:

В Псковской области будут благоустроены 129 дворов в текущем году

В Пскове был выбран ученик года 2018

Адмирал и педагог

Духовное училище.