ГОЛОС ЗАРУБЕЖЬЯ
Мы посадили Зельцера сзади, где лежали небрежно брошенные наши пальто: был март, в Германии было еще холодно, а в Италии уже тепло. Так и ехали. Переночевали во Флоренции, где в гостинице показали его пока еще действовавшую справку и, конечно, наши паспорта, и отправились дальше. Перед австрийской, а также перед германской границей он нырял вниз, и мы накрывали его нашими пальто. Ни на той, ни на другой границе пограничникам и в голову не пришло, что две солидные дамы везут живую контрабанду. Мы благополучно доехали до Мюнхена. Там он заявился властям. Нас он не выдал и сказал, что перешел границу пешком по лесным тропам. Сначала его хотели отправить обратно в Италию, но срок его трехмесячного пребывания как раз истек. А в СССР никого, даже преступников, не отправляли. Так и остался наш Борис Яковлевич в Мюнхене, устроившись работать в русскую эмигрантскую библиотеку. Все кончилось благополучно.
В то время как мы занимались не вполне легальным устройством незнакомого нам человека, Фрелих не дремал. Только я вернулась из Рима, как раздался звонок одного из наших новых и действительно работавших сотрудников А. Акименко, занимавшегося корректурой и державшего связь с типографией. Он сказав, что в мое отсутствие меня исключили из числа сотрудников редакции. Ои рассказал, что Фрелих спешно созвал собрание из больше номи-
нальиых.чем работавших членов редакции (сам Акименко отказался пойти иа совещание до возвращения меня и Татьяны Александровны), и на этом собрании меня исключили. Я удивилась. Кто же у них будет работать? Позвонила номинальному редактору Гарднеру. Ои заявил, что я получу письменное уведомление, а работать у ннх будут другие дамы. Мие не было ясно, чего Фрелих добивается. Никаких «других дам», которые могли бы работать, у них не было. Если Фрелих хотел ликвидировать журнал, то были и другие методы. Может быть, он думал, что мне трудно будет расстаться с моим «хобби», и я вернусь, ио уже на его условиях: буду работать, а ие бунтовать.
Затем мне позвонил настоятель нашей русскокатолнческой церкви о. Карл Отт. Он поддерживал «Зарубежье» и ежегодно писал для организации о. Веренфрида рекомендательные письма в пользу журнала. Конечно, я сказала ему о моем исключении, ои возмутился. Оказывается, в мое отсутствие Фрелих посетил его и попросил написать в организацию рекомендательное письмо для журнала иа его, Фрелиха, имя. О. Карл удивился, но, будучи очень прямым и открытым человеком, притом немного наивным, согласился, думая, что возникли неожиданно трудности и нельзя ждать моего возвращения. Эта хитрость работника многих спецслужб сама была необъяснимо наивной, хотя и подлой. Узнав, что случилось, о. Карл, конечно, позвонил в Кенигштейи и просил не придавать значения его письму: оио было Написано, когда он еще ие знал изменившихся обстоятельств.
Уже раньше, видя, что сотрудничество с Фрелихом становится все более затруднительным, я обдумывала создание своего журнала, но все тянула. Не так легко было порвать со старым н начать новое. Было достаточно сомнений, одолею ли я все трудности. Теперь же сами обстоятельства толкнули меня в холодную воду нового начала. Фрелих, сам того ие желая, сыграл роль повивальной бабкн нового журнала. Я попросила о. Карла поехать со мной в Кенигштейн, так как обговорить все это надо было личио. Конечно, я была возбуждена и потому быстро мчалась по автостраде. О. Карл, сам водитель маленького автобуса, иа котором ои возил детские группы, ездил со скоростью, ие превышавшей ioo километров в час, я же мчалась — минимум i6o, и ои признался потом, что иногда боялся. Но когда чувства и способность реакции особенно обострены, ничего ие случится; мы благополучно доехали.
К самому о. Веренфриду доступа уже не было, организация бюрократизировалась. Занимавшийся делами печати венгерский священник сразу согласился выделить необходимую сумму на новый журнал, и мы вернулись в Мюнхен уже с деньгами в руках.
Отметим еще одну не самую приятную попытку Б. Фрелиха подставить мне ножку. Через несколько дней о. Карл позвонил мне и сказал: «Я полночи не спал, думая, как вам выкрутиться; вчера вечером мне позвонил Фрелих и сказал, что он обратится к прокурору, так как вы присвоили себе деньги, принадлежащие журналу «Зарубежье», из редакции которого вы были исключены». Я ахнула: «Отец Карл, голубчик, вы же присутствовали при разговоре, и он шел на немецком языке. Я не взяла ни одной марки из денег «Зарубежья», я взяла деньги на новый журнал, который намерена издавать». Попытка шантажировать очень честного, но немного наивного и далекого от мирских дел священника меня возмутила. Я написала письмо И. Гарднеру и просила его разъяснить господину Фрелиху положение дел. Потом мне передавали, что Фрелих подсмеивался над моим намерением и прочил новому журналу скорую гибель. Но, забегая вперед, скажу: мой новый журнал продержался 22 года, и последние его номера — кто бы мог тогда это предполагать! — были изданы в Санкт-Петербурге. А вот «Зарубежье» скоро прекратило свое существование, вышло еще два или три номера.
Может быть, сейчас стоит рассказать вкратце о том приходе, где я присоединилась к Католической Церкви, и о священнике о. Карле Отте, о котором я не раз упоминала и который покровительствовал журналу и ежегодно рекомендовал его финансировавшей журнал организации.
Для этого заглянем сначала в историю. После революции в советской России началось кровавое гонение на все религии, но особенно на христиан всех вероисповеданий. Православным доставалось особенно, поскольку в России это была самая сильная и поэтому самая опасная для коммунистического атеизма церковь. Тогда у папы Пия XI появилась мысль создать в Риме семинарию для священников. В России, казалось, скоро уже ничего от церкви не останется, может быть, и священников почти уже не будет. Семинарии для подготовки священников открылись только во время войны, до этого их не было, новых рукополагали тайно, без должной подготовки, и многие из них гибли тоже. И в эмиграции, в так называемой Зарубежной Церкви, доложение было тяжелое. В Европе только в
Париже существовала семинария, а так готовились к рукоположению тоже самостоятельно и иногда весьма недостаточно.
Каких священников могла выпускать семинария в Риме? Конечно, только таких, которые были подчинены римскому престолу Это была давняя мечта Владимира Соловьева: не внедрение в России западного, латинского обряда, а воссоединение православной традиции и обряда с римским первопристолом. Тайно такие приходы православного обряда римского престола существовали в России уже в
XIX веке, в одном из них сам Владимир Соловьев присоединился ко Вселенской Церкви, а после Октябрьского манифеста императора Николая II в 1905 году они стали действовать открыто.
Семинария в Риме принимала прежде всего русских, но таких было мало. Тогда начали принимать иностранцев, готовых изучить русский и церковнославянский языки и служить литургию по восточному обряду. Больше moo лет Церковь была едина, а обряды были разные. Есть в Церкви и другие обряды: сирийский для христиан-арабов, томистский для индийских христиан и еще ряд других, я их всех не знаю.
Мысль была та, что если в России большевики истребят всех или почти всех священников, в том числе и православных, то, когда большевизм падет, на помощь тем немногим, которые, возможно, сохранятся, придут еще эти священники. Не надо забывать, что основывался этот Collegium Russicum (так его называли) в го-е годы
XX века во время самых зверских гонений на христианство, разрушения церквей, убийства священников.
Хотя Православная Церковь во время войны была снова допущена, полностью свободной она не стала.
За невозможностью открывать церкви в самой России, находившейся все еще под безбожной властью, начали возникать церкви восточного обряда, связанные с Римским престолом, в разных городах Западной Европы, Северной и Южной Америке. В Мюнхене на заброшенной вилле на улице Рентгена, 5 была оборудована церковь с иконостасом, и шли службы по православному обряду. Когда я о ней узнала, в ией служил священник-голландец, и в ней была только горсточка прихожан. В 1950 году вместо него прислали молодого немецкого священника, окончившего Руссикум, семинарию по подготовке священников восточного обряда, о. Карла Отта. Этот энергичный священник привлек к церкви многих.
В 1950 году в Мюнхене жило немало военных беженцев, кото-
рых потом стали называть Эмигрантами второй волны. Многие из них были уже советского воспитания, некрещеные, супружеские пары невенчанные. Конечно, в Мюнхене существовали приходы Зарубежной Православной Церкви, но священники этих приходов были, увы, большей частью пассивны. Если люди к ним приходили, они, конечно, выполняли все требы, но сами редко шли к людям с проповедью.