ГОЛОС ЗАРУБЕЖЬЯ
Предыстория
Несколько слов о небольшом журнальчике «Зарубежье», где я сотрудничала, конечно, бесплатно; хорошо, если удавалось достать деньги на бумагу и печатание. Печатали журнал сначала в сербской типографии, где издавалась сербская эмигрантская газета «Искра». Как это ни странно, но многочисленная русская эмиграция не сумела основать свою, русскую, типографию, хотя была еще украинская, ведомая западными украинцами (и там, и тут было много опечаток, поскольку слова часто близкие, но все же с другим правописанием; наборщики же автоматически набирают знакомое им слово). Но потом был убит директор сербской типографии Обрадович…
Вообще, убийство югославских политических эмигрантов в бо-е годы стало в Германии, особенно в Мюнхене, постоянным явлением, достаточно сказать, что вся редакция хорватской эмигрантской газеты, находившаяся в центре Мюнхена, была расстреляна в комнате самой редакции. Живым остался только опоздавший сотрудник, он же и вызвал полицию, поскольку ему не открывали. Тито разрешал югославским рабочим ездить на заработки в Германию, а вместе с ними под видом рабочих приезжали агенты и политические убийцы. Как официальная югославская сторона, так и немецкая полиция старались свалить эти убийства на разборки сербов и хорватов между собою, ио на самом деле политические эмигранты при всей взаимной антипатии чувствовали себя союзниками в противостоянии коммунизму и друг друга не убивали. Однако ссориться с Тито, любимцем США, Германии не хотелось.
Тогда мы начали печатать журнал в украинской типографии, где все же был один наборщик из Восточной Украины, знавший русский язык.
Деньги на «Зарубежье» С. Б. Фрелих, задумавший это издание,
доставал, по его словам, от немецких промышленников, жертвовавших небольшие суммы. У него, инженера по образованию, была небольшая посредническая контора для продажи немецких машин в другие страны Европы, чаще всего — Восточной. Уже много позже я узнала, что после войны ои сотрудничал в немецкой разведке, находившейся под началом знаменитого 1елеиа. Однако когда в конце 50-х годов выяснилось, что Фельфе, начальник отдела, работавшего на Советский Союз, был… советским агентом, Фрелих, работавший в том же отделе, должен был покинуть место работы. То ли тогда сменили всех сотрудников, то ли Фрелиха тоже подозревали в том, что он двойной агент, но не могли этого доказать и потому не могли отдать под суд. Тогда он основал эту контору. В то время, о котором сейчас пойдет речь, я знала лишь, что он имел какое-то отношение к Гелену, но не знала, что он вынужден был уйти с работы в связи с делом Фельфе. Много позже — я уже с ним не сотрудничала — мне сказали, что он был агентом ЦРУ; не могу сказать, насколько это была правда.
Так вот, после того, как я вернулась с описанного мной философского конгресса в Вене в 1968 году, после всего, что там произошло, мне вдруг позвонил Фрелих и сказал, что ему звонили из Министерства иностранных дел (а это было время большой коалиции, и просили передать мне, что там недовольны моими спорами на конгрессе с Ойзерманом — это, мол, может испортить отношения Германии с СССР, и ко мне придут два представителя из министерства поговорить об этом. Я сразу даже не спросила себя, какое отношение Фрелих имеет к МИДу, меня охватило возмущение, и я сказала ему: «Перезвоните им и посоветуйте не тратить времени и сил, я все равно пошлю их к черту вместе с их министром. Мы живем пока еще в свободной стране». После такого ответа ко мне, конечно, никто не пришел, и я почти забыла об этом эпизоде. Только позже я подумала, вряд ли Фрелиху звонили из МИДа, скорее звонили из каких-то спецслужб. Впрочем, члены этой коалиции старались парализовать антикоммунистическую деятельность. Вот пример тому.
В Мюнхене жил русский эмигрант Андрей Косырев, по специальности фельдшер, бывший узник сталинских концлагерей. Не слишком образованный, плохо говоривший по-немецки, он обладал какой-то феноменальной способностью доставать снимки советских концлагерей и их узников. Он сделал из них выставку и разъезжал с ней по Германии. С иим всегда ездил кто-нибудь, кто перево-
дил его объяснения на немецкий язык. После того, как в 1966 году образовалось правительство большой коалиции, к нему пришли из Министерства по общегерманским делам (тогда существовавшего и потом упраздненного, доставшегося пресловутому Герберту Венеру) и потребовали, чтобы он дал подписку в течение года не показывать эту выставку, он испугался и дал подписку, потом ему разъяснили в бюро партии христианских демократов, что совсем ие нужно было давать подписку. Но, дав ее, он держал свое обещание потом, однако, возобновил свою деятельность. На его коллекцию были прямые нападения. В 1967 году советское правительство с разрешения городских властей устроило в Мюнхене павильон с выставкой «5о лет советских достижений», а Косырев, тоже с разрешения тех же властей, установил перед входом в павильон выставку со своими фотографиями под названием «50 лет советских преступлений». И вот в один из дней к павильону подъехал грузовик, с него соскочили немецкие коммунисты и стали громить выставку, рвать фотографии, кто-то вызвал полицию, и она прекратила безобразия. После этого выставку охраняла полиция. Но приблизительно треть экспонатов была уничтожена. Кое-что Косыреву удалось восполнить. А значительно позже произошло нападение прямо на него. Однажды ночью ворвались к нему в квартиру; спросонок этот уже немолодой полный человек вышел с револьвером в руке (с разрешения полиции у него было оружие), не заметив, что нападавших двое. На одного он направил оружие, а другой стукнул его сзади по голове. Косырев упал без чувств, а преступники скрылись. Взяты были документы и фотографии, к счастью, далеко не все, и пишущая машинка, ее нашли разбитой на каменной лестнице. Деньги взяты не были. Косырев оправился, но активности больше не проявлял, сказывались и года. Когда выехал на Запад Солженицын, Косырев писал ему, предлагая уникальные фотографии, но Солженицын Даже не ответил. Многие эмигранты действительно ждали, что Солженицын организует активную эмиграцию, возглавит ее борьбу. Вероятно, это было наивно, и Солженицын имел право заниматься своим делом, однако ие следовало так пренебрежительно относиться к эмиграции и к той борьбе, которую она вела в тяжелейших условиях. Но я снова отступила от линии рассказа. Однажды Фрелих заявил, что немецкие промышленники денег больше не жертвуют и журнал «Зарубежье» не на что будет издавать. Я сказала, что попробую сама достать деньги для печатания журнала. И тут снова
придется сделать отступление, но рассказать о таком встретившемся на моем пути феномене следует.
После войны в обкарнанную Германию было выброшено 12 миллионов немцев только из областей, отошедших к Польше, к тому же были еще изгнанные из Судетской области, беженцы из Восточной Пруссии и тех областей, которые стали впоследствии ГДР Все они пристраивались, где и как могли. Конфессиональная структура была полностью нарушена. Если раньше в Северной Германии жили почти исключительно протестанты, то теперь там появилось много немцев-католиков, а в Южной Германии — протестантов. Особенно трудно было католикам, разбросанным малыми группами по местечкам и деревням Северной Германии. В католической церкви предписание посещения воскресного богослужения много строже, чем в православной, а католические церкви в Северной Германии были только в больших городах, из отдаленных местечек добраться до них было порой очень сложно, а для многих — невозможно. Немногие католические священники, зачастую тоже беженцы, старались обслужить эти маленькие селения и городки, служа иногда в воскресный день по шесть служб, а средством передвижения из одного местечка в другое служил им только велосипед. Все были истощены (на карточки почти ничего не давали), люди сильно голодали, и случалось, что иногда такой священник падал с велосипеда и умирал прямо на большой дороге от переутомления и истощения. Об этом узнал молодой монах ордена редемпгористов, фламандец, живший в Голландии, о. Веренфрид ван Страатен. И он решил помочь. Сначала он поставил перед собой скромную задачу: подкормить хоть этих разъезжавших священников, для чего и начал собирать пожертвования. От ордена он получил благословение на свою деятельность. К нему присоединились другие. Он все расширял круг помощи, сначала на немецких беженцев вообще, особенно детей, потом на всех беженцев из коммунистических стран, а когда и те обустроились, то стал поддерживать разноязычную свободную прессу, пытался даже перекинуть деньги на помощь церквам в коммунистических странах, причем не только католическим. Организация разрасталась и постепенно, увы, бюрократизировалась, как это обычно бывает. Но организация, названная «Церковь в беде», возникла и разрослась благодаря благородному порыву о. Веренфрида. Он шел к голландцам и бельгийцам и просил их пожертвовать на немцев, на представителей того народа, который их