Фрейдург
В Мировоззренческой энциклопедии уже стали думать о переезде во Фрейбург, чтобы работать над статьями для каждого соответствующего понятия. Статьи в большинстве своем писали немецкие специалисты, а потом они должны были переводиться на русский язык. Так как я одна, конечно, не смогла бы перевести все статьи, к тому же у меня была и редакторская работа, нашли и переводчицу, госпожу Ракинт, немолодую женщину с очень интересной судьбой. Дочь богатого петербургского купца, она еще до революции в очень молодом возрасте вышла замуж за князя Шаховского, и после Октябрьского манифеста 1905 года, провозгласившего свободу религий, они стали католиками восточного обряда. Богослужения совершались уж не тайно, но строить церковь было запрещено, под храм просто оборудовали большую комнату в частном доме. Так как род Шаховских был известен, к ним приезжали из Синода, чтобы уговорить их переменить принятое решение. Но они остались в том вероисповедании, которое считали Вселенской Церковью. Как известно, в России уже был назначен епископ католиков восточного обряда Леонид Федоров. Но в 1914 году, под прикрытием военной истерии, он был выслан из Европейской России. Погиб он уже при советской власти, в каком-то концлагере, кажется, на Соловках.
Князь Шаховской, муж будущей госпожи Ракинт, был убит большевиками, сама, она арестована, но потом все же отпущена, и ей удалось бежать в Германию. Здесь она вышла замуж за немецкого офицера, павшего на последней войне, и в третий раз, уже немолодой, вышла замуж за австрийского профессора-вдовца Ракннта. Она и его пережила. Женщина она была очень интересная, много видевшая и пережившая и умевшая рассказывать.
Итак, мы пока работали в Мюнхене, составляя номенклатуру будущей энциклопедии, я же продолжала ездить по докладам, хотя интенсивность их начала снижаться.
Кроме того, из нашей группы по докладам начали выбывать люди, отчасти по естественным причинам. Так скоропостижно скончался один из ведущих наших лекторов, беженец из Восточной Германии доктор Рудольф Кариш. Старым он еще не был, но измотал себя в борьбе против коммунизма, которую рассматривал как задачу своей жнзни. На пике нашей просветительной — так можно ее назвать — деятельности некоторые из числа слушателей говорили, что нам надо запросить в полиции разрешение на право ношения оружия, так как коммунисты могут каждого из нас убить. Но у меня лнчно не было желания сделать это. Хотя я и умела стрелять — это дал еще Ленинградский университет, военные занятия, — но я считала, что если меня захотят убнть, то н пистолет мне не поможет, убьют. Уже во Пскове я решила, что буду делать то, что считаю необходимым, а там будь что будет.
И все же вспоминается одни случай, небольшое происшествие после моего доклада, когда я была еще в Марбурге и в этом же городке делала доклад. Возвращалась я поздно вечером по совершенно пустынным улицам, но заметила, что по другой стороне улицы идет мужчина, внднмо, немолодой, каким-то странным, точно подкрадывающимся шагом. Я остановилась. Остановился н он. Памятуя правило, что если подозреваешь опасность, то надо идти ей навстречу, я решительно перешла пустую улицу и подошла к этому человеку. Он сам заговорил со мной, оглядываясь по сторонам. Он сказал, что тайно, через Берлин, временно приехал сюда. Должен вернуться, но ему хотелось бы поговорить со мной лично. Никто не должен нас видеть вместе, иначе у него будут большие неприятности по возвращении в советскую зону. Какой это все-таки был страшный режим! Человек боялся даже поговорить с докладчиком, уже одно это грозило ему тяжелыми последствиями.
Позже, когда я читала лекции по русской истории и анализу идеологий офицерам германской армии, меня перед этим проверяла служба германской безопасности, так как запрещалось преподавать лицам, имеющим близких родственников в одном из коммунистических государств, поскольку такого человека могли шантажировать. Меня спросили, получаю ли я угрожающие письма. Я ответила отрицательно. Они удивились: «Большинство эмигрантов получают такие письма». Мне вспомнился знакомый мне еще по Риге, в будущем известный литератор эмиграции Борис Филиппов, носивший тогда фамилию Филистинский и получавший много угрожающих писем, написанных, однако, странным образом — его характерным стилем. Там же, где меня проверяли, я сказала, что шантажировать меня нельзя, поскольку у меня нет близких родственников в СССР, нет и темных пятен в моей биографии, что также могло бы послужить поводом для шантажа. Что же касается угроз физической расправой, то в письменном виде их обычно не применяют, поскольку это уже уголовное дело, а так, если задумают убить, убьют.
Вскоре после кончины мамы как раз поспело решение переезда во Фрейбург, чтобы приступить к непосредственной редакционной работе. Оставив за собой квартиру в Мюнхене и сдав ее временно двум студенткам, я взяла во Фрейбурге меблированную комнату. Становление редакции шло тяжело. Сначала искали авторов для статей;, они приезжали, и каждый раз для них устраивались обеды в хороших ресторанах, где все с упоением обсуждали разные блюда, как будто Германия находилась все еще в голодном режиме военного и послевоенного времени. Мне все это так надоело, что я старалась избегать очередные пиршества. Встал вопрос, кто же будет главным редактором. Поскольку энциклопедия предполагалась на русском языке, а я была единственным человеком с соответствующим образованием и совершенным знанием русского языка, то казалось естественным предложить это место мне. Сама я не напрашивалась, но это было настолько само собой разумеющееся, что представителю издательства пришлось самому определиться; мне было заявлено: «В патриархальной Германии женщина не может быть главным редактором». За это время много воды утекло, женщины занимают посты, которые раньше не мыслились, но все же трудно представить себе женщину на посту федерального канцлера Германии.
Главным редактором был приглашен некто Керник, беженец из
ГДР, нахватавшийся немного русского языка, но по-настоящему его не знавший. Ему было ясно, что фактически главным редактором в русской энциклопедии буду все равно я, так как последняя читка и проверка всех статей будет лежать на мне. Керник видел во мне соперника и старался выжить из редакции. Практически же работу всячески затягивал. Мы фактически ничего не делали, хотя и получали жалованье. Мне все это чрезвычайно надоело, и, к изумлению редакции, я заявила, что ухожу, хотя у меня тогда не было на примете ничего другого. Знакомые немцы говорили мне, что психически не вынесли бы такого «висения в воздухе», хотя огорошенное руководство издательства попросило меня отсрочить мой уход, вернуться в Мюнхен и работать пока над возможными статьями в энциклопедии (обещали сохранение жалованья в течение трех месяцев). Затем предполагалась новая встреча во Фрейбурге и окончательное решение. Мне было ясно, что во время моего отсутствия Керник окончательно укрепит свои позиции, но у меня не было намерения бороться за энциклопедию. Вместо этого я написала заявление в Немецкое исследовательское общество с просьбой предоставить мне научную стипендию с целью написания второй диссертации, докторской по российским меркам, которая давала право быть доцентом и впоследствии профессором. При этом я первый и последний раз в жизни попробовала использовать столь популярный в бывшем СССР и, к сожалению, в нынешней России «блат». Я собиралась писать на тему о свободе и необходимости в истории с критикой исторического материализма. Эту историософскую тему можно было подать с более философским уклоном или же интерпретировать скорее как историческое исследование. Знакомый мне по нашим встречам группы критики коммунистической идеологии профессор философии посоветовал придать диссертации скорее философский уклон (я должна была подать в общество предполагаемый конспект будущей работы), а поскольку он в числе членов решающей комиссии, он поддержит мое заявление. Я так и поступила. Но ни он, ни я, «великие практики», не учли, что скоро будут перевыборы комиссии — в комиссиях участвовали все профессора в ротационном порядке, — а на рассмотрение заявления потребуется время. Состав комиссий изменился. В философскую попали совершенно мне незнакомые, а в историческую — хорошо знакомые. Я много смеялась над своей неуклюжей попыткой подключить «блат». Тем не менее все прошло благополучно, и Я получила сти-
пендию на два года. А во Фрейбурге тем временем Керник благополучно похоронил проект Мировоззренческой энциклопедии на русском языке, и там занялись изданием такой энциклопедии на немецком языке, в чем особой нужды не было, но что лучше соответствовало знаниям Керника.
Страницы: 1 2